Русский лад Василия Белова

Сейчас в это трудно поверить, но главный литературный деревенщик страны, певец крестьянской жизни Василий Белов в своё время мучительно пробовал отойти от «почвы», найти другие весомые ценностные ориентиры, в иных сферах… — и после довольно короткого периода вернулся на свою родную русскую стезю окончательно и бесповоротно. Критики позже отмечали, что этот драматический момент в биографии, напротив, обогатил его творчество, сделал его мудрее, выносливее, придал коренной «почвенной» позиции бо́льшую прочность.

Собственно, никакого другого жизненного и художественного пути у знаменитого северного поэта и прозаика и быть не могло. Он был навечно приросшим к русской земле, к деревне, человеком, сделавшим как никто другой для понимания глубокой духовности и яркой самобытности жителя села. Бесконечная верность выбранной теме, умение точно и тонко передать мысли и чаяния простого человека, мягкий юмор, драматическое видение повседневной жизни — всё это снискало писателю всенародную любовь и славу. Его «За тремя волоками», «Привычным делом», «Плотницкими рассказами», «Бухтинами вологодскими завиральными» и многими другими произведениями зачитывались миллионы. Но, конечно, основную роль в мировой славе Василия Белова сыграла повесть «Привычное дело». Фёдор Абрамов в своей статье о Белове «Деревеньку зовут Тимониха» в журнале «Север» вспоминал: «Студенты, школьники, старики — все бегали по библиотекам, по читальням, все охотились за номером малоизвестного дотоле журнала “Север” с повестью ещё менее известного автора, а раздобыв, читали в очередь, а то и скопом, днём, ночью — без передыху. А сколько было разговоров, восторгов в те месяцы! Покойный Георгий Георгиевич Радов, встретив меня в Малеевке, в писательском доме, о чём вострубил первым делом?

— Старик, в России новый классик родился!

Было удивительно и другое. “Привычное дело” приняли все: и “либералы”, и “консерваторы”, и “новаторы”, и “традиционалисты”, и “лирики”, и “физики”, и даже те, кто терпеть не мог деревню ни в литературе, ни в самой жизни».

Справедливости ради необходимо отметить, при таком «всеобщем принятии» повесть «Привычное дело» была опубликована в «Роман-газете» только шестнадцать лет спустя.

Однако в этом коротком очерке нет смысла останавливаться на главных вехах большого пути выдающегося русского писателя, в задачи автора также не входит разбор достоинств знаменитых произведений. Сосредоточим внимание на внимание на показательной и, на наш взгляд, совершенно особенной работе Василия Белова — «Лад. Очерки народной эстетики», написанной в конце 1970-х годов.

По сути, это сборник этнографических статей о жизненном укладе северной деревни ещё до Великой революции, о тех твёрдых принципах, на которых вошло в ХХ век русское крестьянство, и о судьбе, которая его ожидала. А. И. Солженицын определял эту книгу так: «Мало сказать, что это очень серьёзная, размыслительная книга, но она вся пропитана поэтичным (Белов — в своей родной стихии!), любовным и умиряющим духом. Она содержит и цитаты, эпиграфы из поэтов, из фольклора, высказывания русских мыслителей, художников, изрядную долю и личного опыта автора, показательные случаи из жизни, — в книге разные слои, и они перемешиваются. Немало авторских комментариев от светлой души, — и они с интересом и легко читаются».

Книга Василия Белова состоит из множества глав: «Круглый год», «Подмастерья и мастера», «Спутник женской судьбы», «Рукодельницы» и «Остановленные мгновения», «Миряне», «Жизненный круг», «Родное гнездо», «Будни и праздники», «Застольщина», «Длиною в жизнь», «Не словом единым», «Древотёсное-камнетёсное»... Всё вместе хорошо характеризует фраза самого Белова из предисловия к книге: «Стихия народной жизни необъятна и ни с чем не соизмерима». А Солженицын определил так: «Всё это и сгущено в названии “Лад”, лад жизни — в контраст с разладом её». Здесь, правда, нельзя удержаться от того, чтобы не привести слова вождя мирового пролетариата Владимира Ленина о том, что «за Вологдой царит патриархальщина, полудикость и самая настоящая дикость».

Кстати сказать, когда вышла книга (да и сегодня ещё) читатель задавался справедливым вопросом: «А был ли он на самом деле, этот крестьянский лад? Может быть, в произведении Белова просто идеализированы фрагменты старого крестьянского быта?»

Из учебников истории мы знаем, что в деревнях царила повальная бедность, отсюда и ненависть к царской власти. Северное же крестьянство революцию в большинстве своём поддержало, правда, от участия в Гражданской войне старательно уклонялось. Но в том-то и ценность этого художественного исследования, что наравне с эстетическими выражениями оно касается и глубинных этических основ русской духовности. Лад предстаёт как органичная и справедливая система принципов организации человеческой жизни. Выработанные веками и глубоко укоренившиеся традиции позволяют народу существовать в гармонии с природой, обществом и самим собой. При этом это не косность, не тяга к патриархальщине. Напротив, по Белову крепкий крестьянский мир может позволить себе одновременно жить в нескольких, порой даже взаимоисключающих, тенденциях. Молодое поколение традиционно пытается сломать устои, старшее их бранит и требует устои соблюдать. Позже, по мере взросления, молодёжь «умнеет» и переходит в стан отцов...

Василий Белов сумел в своём произведении удивительным образом соединить огромный массив этнографического материала с нравственной правдой. Причём эта правда проста, задушевна, порой мягко иронична, но всегда прочна и уместна. Как и всё, что делается в крестьянском миру. «Тот или иной обычай так естественен, так древен, что выглядит произведением самой природы», «Такое состояние, когда человек не знает, чем ему заняться, совершенно исключено в крестьянском быту», «Трудолюбивые добрые люди были в чести у мира», — всё это вроде аксиомы, но пойди их сейчас докажи.

И как сейчас сказать, какие из установок так почитаемого Василием Беловым лада остаются незыблемыми, что ушло безвозвратно, что осталось, а что возродится в старом или, напротив, в новом виде. Интересно, что  многие критики называли сборник самым оптимистическим, чуть ли не праздничным (видимо, на фоне других, довольно трагических повестей) произведением автора.

Вот и о переменчивости «неброской» северной природы писатель отзывается с большой любовью: «Эта смена [пейзажных настроений. — Прим. ред.] происходит порою буквально в считанные секунды... Лесное озеро из густо-синего моментально может преобразиться в серебристо-сиреневое, стоит подуть из леса лёгкому шуточному ветерку. Ржаное поле и берёзовый лес, речное лоно и луговая трава меняют свои цвета в зависимости от силы и направления ветра. Но, кроме ветра, есть ещё солнце и небо, время дня и ночи, новолуние и полнолуние, тепло и холод. ˂...˃ Зелень льна, например, меняется с его ростом, цветением и созреванием, зелень трав также меняется бесконечно. Луга, цветущие с весны белым, розовым, синим, побледнеют после косьбы, потом вдруг снова становятся по-весеннему ярко-зелёными. ˂...˃ Постоянно меняются и зелёные краски леса, и цвет водной глади в озёрах и реках. Вода то светлая, стальная, то голубая, то синяя до чернильной густоты...»

В общем, читать «Лад» необходимо всем, кто искренне любит и ценит живую старину. Недаром Александр Солженицын назвал книгу «Лад» «драгоценностью в русской печатности».

Александр Дашков