30 ноября 2017 Матильда Кшесинская. Подлинная история примы-балерины Мариинского театра

Автор: Светлана Волошина, кандидат филологических наук


Создателям нашумевшего фильма «Матильда» удалось почти невозможное: не обратить никакого внимания на изобилие любопытных, неоднозначных, полных драматизма сюжетов выбранной эпохи, пренебречь яркими и сложными характерами ее действующих лиц. С героиней фильма настоящая Матильда имеет мало общего, кроме имени и профессии. История ее творческой карьеры свидетельствует не только о «дамских талантах», но и о незаурядном характере и большой силе воли в достижении поставленной цели. Впрочем, нельзя не признать, что жизнь и карьера Кшесинской – как в России, так и в эмиграции – были крепко связаны с домом Романовых.

В апреле 1892 г. будущий император Николай Александрович, размышляя о своей любви к принцессе Алисе Гессенской и о природе любви вообще, перечислял в дневнике и свои юношеские увлечения: «…весьма странное явление, которое я в себе замечаю: я никогда не думал, что два одинаковых чувства, две любви одновременно совместимы в душе. Теперь уже пошел четвертый год, что я люблю Аликс Г<ессенскую> и постоянно лелею мысль, если Бог даст, на ней когда-нибудь жениться! На следующую зиму я сильно влюбился в Ольгу Д<олгорукую>, теперь, впрочем, это прошло! А с лагеря 1890 года по сие время я страстно полюбил (платонически) маленькую К<шесинскую>. Удивительная вещь наше сердце! Вместе с этим я не перестаю думать об Аликс!

Право, можно было бы заключить из этого, что я очень влюбчив? До известной степени да; но я должен прибавить, что внутри я строгий судья и до крайности разборчив!»

Нет причин не верить дневниковым признаниям Ники, скрупулезно записывавшего и чаепития, и количество убитых на охоте зайцев (отдельно русаков и беляков). Но если влюбленность в княжну Ольгу Александровну Долгорукую и еще одна, неупомянутая в дневнике, – в английскую принцессу Викторию Уэльскую – прошли без публичного резонанса, то роман с балериной Кшесинской был окружен и скандалами, и слухами, и немаловажными для императорской семьи последствиями. Впрочем, последствиями совсем иного рода, чем это принято представлять в костюмных мелодрамах.

Матильда Кшесинская родилась в 1872 г. под Петербургом в семье артистов балета. Знакомство этой семьи с российскими самодержцами началось еще до ее рождения. В мемуарах балерина писала, что ее отец в 1835 г. выступал перед Николаем I в Варшаве и царь (по ее словам, большой любитель мазурки) позже пригласил его среди других исполнителей польских танцев в Петербург.

М. Кшесинская в гостиной своего особняка. Санкт-Петербург, начало XX века.

В 1890 г., после окончания Императорского театрального училища «Кшесинскую вторую» («первой» числилась старшая сестра) приняли в балетную труппу Мариинского театра. С наследником престола она познакомилась как раз во время выпускного экзамена. За праздничным ужином Александр III шутливо предупредил ее и сына: «Только не слишком-то флиртуйте!»

Предупреждение прошло втуне: между наследником и обаятельной, веселого нрава балериной начался роман. Поначалу бесстрастные и краткие записи Николая в дневнике 1890 г. становятся гораздо эмоциональнее после его возвращения из восточного путешествия:

«10 июля. Вторник. Был в театре, ходил на сцену».

«17 июля. Вторник. Кшесинская 2-я мне положительно очень нравится».

«30 июля. Понедельник. Разговаривал с маленькой Кшесинской через окно».

«1 августа. Среда. В 12 часов было освящение штандартов. Стояние у театра дразнило воспоминания».

1893 г., 25 января: «Вечером полетел к моей М.К. и провел самый лучший с ней вечер до сих пор. Находясь под впечатлением ее – перо трясется в руке!»

Цесаревич Николай Александрович. 1890 г.

Разгар романа пришелся на зиму 1892–1893 гг. «Нас все более влекло друг к другу, и я все чаще подумывала о том, чтобы обзавестись собственным уголком. Встречаться у родителей становилось просто немыслимым», – вспоминала Кшесинская. В это время она нашла «маленький прелестный особняк на Английском проспекте, № 18, принадлежавший Римскому-Корсакову», который наверняка приглянулся ей и своей историей: он был построен двадцать лет назад великим князем Константином Николаевичем для своей возлюбленной – балерины Кузнецовой.

В мемуарах маленькая Кшесинская (действительно, всего 153 см!) подробно, до мелочей вспоминает визиты наследника и великих князей в «прелестный особнячок». В своих воспоминаниях она строго придерживалась одной линии: любовь с наследником была горяча и взаимна, но невинна; его брак был вынужденно династическим, поэтому балерина с самого начала отношений благоразумно не претендовала на важную роль в его судьбе.

Заявления о взаимной любви («…когда государь со свитою обходил фронт полка, наследник, идя за ним, в упор смотрел на меня, а я на него моими влюбленным глазами») чередуются в мемуарах с перечислением всевозможных «трофеев» (дорогих вин, мебели, украшений – знаков внимания великих князей, офицеров и знаменитостей) и подарков от Ники («…наследник подарил восемь золотых, украшенных драгоценными камнями чарок для водки»; «подарки были хорошие, но не крупные»). «Предстоящий сезон обещал быть исключительным. Я ожидала наследника у себя в доме, могла свободно и когда хотела его принимать, а в то же время в театре я должна была получать первые роли в лучших балетах и выступать уже как настоящая балерина в целом балете, а не в отдельных небольших ролях», – Кшесинская легко и не особо смущаясь совмещала личное со служебным.

О том, что этот роман рано или поздно должен окончиться, оба понимали с самого начала. Примечательно, что в еще декабре 1891 г., задолго до помолвки, в то время, когда дневник велся исключительно для собственных глаз, Ники делает весьма эмоциональную запись: «…Невольно этот разговор (беседа «мама» с одной из фрейлин. – С. В.) затронул ту мечту и ту надежду, которыми я живу изо дня в день… Моя мечта – когда-нибудь жениться на Аликс Гессенской. Я давно ее люблю, но еще глубже и сильнее с 1889 года, когда она зимой провела шесть недель в Петербурге! Я долго противился моему чувству, стараясь обмануть себя невозможностью осуществления моей заветной мечты! Но теперь, когда Эдди (Альберт Виктор Эдуард, старший сын принца Уэльского, с согласия королевы Виктории сватался к Аликс, однако получил отказ. – С. В.) оставил или был отказан, единственное препятствие или пропасть между ею и мною – это вопрос религии!»

Вопрос в итоге решился: в апреле 1894 г. была объявлена помолвка Ники и Аликс, а в ноябре, после восшествия на престол – свадьба. В мемуарах Матильда записала лишь общие возвышенные фразы о царе («…чувство долга и достоинства было в нем развито чрезвычайно высоко») и царице («…в ней наследник нашел себе жену, целиком восприявшую русскую веру, принципы и устои царской власти, женщину больших душевных качеств и долга»). При расставании она лишь трогательно попросила разрешения обращаться к нему в письмах на «ты», как и прежде, и в нужде просить о помощи.

Здание Мариинского театра. Санкт-Петербург, начало ХХ в.

На деле все было несколько сложнее: после помолвки Алиса Гессенская в Англии получила неприятные анонимные письма с оскорбительными сведениями о Ники. Вчитываться она не стала, показала письма жениху, и тот исповедался ей в своем завершенном романе. Николай дал прочесть невесте дневник и впредь открыл ей доступ к его записям. Примирение было полным: в том же дневнике 8 июля 1894 г. Аликс растроганно записала: «Мой родной, дорогой мальчик, никогда не меняющийся, всегда верный… Словами не выразить мою любовь, восхищение и уважение – что прошло, то прошло и никогда не возвратится, и мы можем спокойно вспоминать об этом – нас всех искушают в этом мире, и… когда мы раскаиваемся и возвращаемся к добру и на верный путь, Бог нас прощает… Прости, что я пишу так много, но я хочу, чтобы ты был совершенно уверен в моей любви к тебе и в том, что я люблю тебя еще больше с тех пор, как ты рассказал мне об этой маленькой истории. Твое доверие ко мне тронуло меня так глубоко, и я молю Господа оказаться всегда достойной его. Благослови тебя Бог, любимый Ники!»

Роман Кшесинской с Николаем завершился, но рачительная балерина всегда держала эту историю в качестве козыря для своей карьеры, который в сочетании ее несомненным талантом и трудолюбием приносил немалые плоды. До «охлаждения» Кшесинская не только не скрывала, а напротив, старалась афишировать свои отношения с будущим царем, а после – напоминать о них. Отсвет власти и всемогущества державного друга падал и на нее. Среди множества слухов и сплетен о ней – чаще всего скандальных и диких – были и вполне обоснованные.

Еще во время романа она вела себя довольно надменно с коллегами по цеху и требовала к себе особого отношения. «Кшесинская очень заважничала с тех пор, как находится для особых милостей», – записывали любители городских новостей. Когда Ксешинская не получила роли в парадном балете Большого театра в честь коронации, она сочла это оскорблением и обратилась с жалобой к его дяде, великому князю Владимиру Александровичу. Дирекции Императорских театров было приказано «пропустить» балерину. «Моя честь была восстановлена, – радовалась Кшесинская, – и я была счастлива, так как я знала, что это Ники лично для меня сделал».

Дальше – больше: отец балерины во время ее бенефиса и угощения шампанским, устроенным великим князем Сергеем Михайловичем, требовал от официантов, чтобы «они откладывали бутылки и отнесли к нему», угрожая жалобой самому «государю-императору». Позже на одном из спектаклей Кшесинская отказалась надеть предписанный сценарием костюм, за что в соответствии с правилами ей был выписан штраф (относительно небольшой). Матильда вновь сочла, что тем самым директор Императорских театров князь С. М. Волконский нанес ей оскорбление, и обратилась к царю с просьбой этот штраф отменить (впрочем, конфликт балерины с директором эпизодом не исчерпывался этим). Царь отдал приказ, а директор подал в отставку.

Скандалы и капризы прим случались во все времена, но здесь – из-за тщеславия танцовщицы и капризов государя, действовавшего вне закона, – престиж и без того уже не очень прочного трона неуклонно понижался в глазах общественного мнения. Тем временем карьера Кшесинской продолжала идти в гору: Матильда совершенствовала технику (сочетая итальянскую и русскую балетные традиции) и с 1896 г. пребывала в статусе прима-балерины. Впрочем, в 1904 г. она оставила Мариинский театр, появлялась лишь изредка на разовых выступлениях.

После расставания с Николаем близкие отношения Кшесинской с представителями царской фамилии не закончились. «Князь Сергей Михайлович баловал меня, как мог, ни в чем не отказывал и старался предупредить все мои желания», – вспоминала она о жизни с двоюродным дядей царя. Современник вспоминает: «Сергей Михайлович никогда не женился, хотя его верная подруга, известная балерина, сумела окружить его атмосферой семейной жизни». В 1902 г. «верная подруга» подарила Сергею Михайловичу сына, правда, от другого великого князя – Андрея Владимировича.

Наследник российского престола Николай Александрович Романов и принцесса Гессен-Дармштадская Алиса через три месяца после помолвки

Слухи о способности Кшесинской влиять на решения высшей администрации не ослабевали вплоть до самой революции. К посредничеству балерины прибегал знаменитый антрепенер Сергей Дягилев, решивший, «помимо оперного, организовать и сезон балета» и хлопотавший о покровительстве и государственной субсидии. Правда, Дягилев отдал роль Жизели Анне Павловой и посредничество не состоялось («…совершенно очевидно, что после этого я уже не собиралась хлопотать о выделении субсидии для выступлений»). Впрочем, через два года Кшесинская с Дягилевым помирилась, и в Лондонский сезон 1911 г. она танцевала отдельные части «Лебединого озера» и «Спящей красавицы». Ее партнером был Вацлав Нижинский, с которым она танцевала и раньше. Нижинский «очень ценил то, что я сделала для него в начале его творческого пути, и до конца своих дней был мне за это благодарен. В знак симпатии он подарил мне красивую икону, сделанную из перламутра, в серебряном окладе», – такой образ гениального танцовщика оставила потомкам Кшесинская.

Сильный характер и жизнелюбивый нрав Матильды в полной мере проявились в тяжелые времена: во время Первой мировой войны она на свои деньги оборудовала два госпиталя, танцевала для раненых, устраивала друзьям роскошные проводы на войну.

После Февральской революции 1917 г. Кшесинская вынуждена была бежать из дома – известного роскошного особняка в стиле «северный модерн» в начале Каменноостровского проспекта, в котором вскоре расположился штаб большевиков. Матильда не сдалась без боя: наняла адвоката и пыталась отсудить у захватчиков дом. Мировой судья постановил выселить из дома революционные организации «со всеми проживающими лицами и очистить помещение от их имущества», однако законы в революционном Петрограде уже не работали, и помещение от имущества «очищали» солдаты, сломавшие и разграбившие все, что смогли. «Как-то, проезжая мимо своего дома, я увидела Александру Коллонтай, прогуливающуюся по моему саду в моем же горностаевом манто», – писала потом бывшая хозяйка дома.

М. Кшесинская с сыном. 1911 г.

Кшесинская выехала с сыном в Кисловодск, к великому князю Андрею Владимировичу. «В моей душе боролись чувство радости снова увидеть Андрея и чувство угрызения совести, что оставляю Сергея одного в столице, где он был в постоянной опасности. Кроме того, мне было тяжело увозить от него Вову, в котором он души не чаял». Опасения ее не подвели: в 1918 г. Сергей Михайлович был расстрелян в Алапаевске. Кшесинская же с семьей эмигрировала. Поначалу они поселились на принадлежавшей ей вилле на юге Франции, и в 1921 г. они с великим князем Андреем Владимировичем поженились.

«С первого дня жизни в эмиграции нас беспокоила мысль о том, как обеспечить себе кусок хлеба. В России мы потеряли все, что имели, и приехали за границу нищими. Поначалу, заложив мою виллу, мы кое-как сводили концы с концами. После смерти великой княгини Марии Павловны Андрей получил свою долю драгоценностей, но… подходящий момент для того, чтобы обратить драгоценности в деньги, был упущен, а полученная сумма была гораздо меньше оценочной стоимости», – писала Кшесинская о жизни в эмиграции.

Великий князь Сергей Михайлович Романов. Не ранее 1911 г.

Поскольку муж занимался политикой, а сын не работал и предпочитал жизнь за счет богатых пожилых дам, то о содержании семьи стала заботиться Матильда. В 1929 г. после переезда в Париж она открыла балетную студию, ставшую весьма популярной. Об образе жизни и увлечениях Матильды, о которых не упоминается в мемуарах, косвенно говорят слухи: переезд семьи в Париж знакомые связывали с проигрышами балерины в Монте-Карло. «А правда заключается в том (и я никогда этого не отрицала), что я всю жизнь любила играть, но никогда не делала высоких ставок», – возмущалась та несправедливыми сплетнями.

Имя Кшесинской было хорошо известно, и число учениц без всякой рекламы доходило до 150 человек (1939). Среди них – Татьяна Рябушинская и дочери Фёдора Шаляпина. Последний раз Матильда выступала на сцене в 1936 г., когда танцевала «Русскую» в лондонском Ковент-Гардене.

Вторая мировая война оказалась для нее тяжелым испытанием: в 1940 г. Владимира Красинского – сына Матильды – в числе 300 русских эмигрантов арестовало гестапо. Пришлось задействовать все возможные связи (по слухам, Кшесинская даже добилась встречи с начальником гестапо Генрихом Мюллером) для его освобождения – это произошло через несколько месяцев.

Великий князь Андрей Владимирович и М.Ф. Кшесинская в эмиграции. 1950-е гг.

После войны балерина продолжала работать: в 1951 г. ее пригласили на собрание Федерации русского классического балета. Целью Федерации было «сохранение основных канонов русского классического танца и обучение с помощью методики, разработанной в Императорских балетных училищах», –  Матильда с радостью согласилась давать там уроки.

В 1956 г. Андрей Владимирович умер. «В семье Романовых мужчины редко жили дольше 70 лет», – отметила сроднившаяся с царской династией балерина. Сама она не дожила лишь нескольких месяцев до своего столетия.

Одно из самых ярких впечатлений – гастроли московского Большого театра в 1958 г. в Париже. О них в конце мемуаров Матильда Феликсовна напишет: «Несмотря на то, что после смерти мужа я нигде не бывала и проводила все время в студии или дома, по такому случаю я решила нарушить это правило и поехала в Оперу. На спектакле я плакала от счастья... Это был все тот же балет, что и сорок лет назад!»

Занятия в парижской студии М. Кшесинской. 1954 г.