01 мартa 2018 Отмена крепостного права и русское крестьянство

Девятнадцатого февраля 1861 г. был обнародован долгожданный Манифест Александра II об отмене крепостного права в Российской империи. Тогда же в опубликованном «Положении 19 февраля 1861 года о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости» разъяснялись условия судьбоносного акта. По замыслу творцов реформы крестьяне не только освобождались от крепостной зависимости, но и становились в дальнейшем мелкими земельными собственниками, уравненными в гражданских правах с другими сословиями. 

Сначала предполагался длительный переходный период «развода» бывших крепостных с бывшими владельцами. Ведь, с одной стороны, не должны были пострадать имущественные интересы последних, а с другой — первые должны были быть ограждены от опасности быстрой потери полученной ими земли. Крестьяне обретали личную свободу и право свободно распоряжаться своим имуществом. Помещики сохраняли собственность на все принадлежавшие им земли, однако были обязаны предоставить в постоянное пользование крестьянам «усадебную оседлость», т.е. усадьбу с приусадебным участком, а также полевой надел «для обеспечения их быта и для выполнения их обязанностей перед правительством и помещиком...». За пользование помещичьей землей надо было отбывать барщину или платить оброк. За получение земли в собственность крестьяне платили выкуп: 20% — помещику, а 80% — государству, возвращая тому ссуду, которую оно за них заплатило помещикам-землевладельцам. Размеры полевого надела и повинности должны были быть зафиксированы в уставных грамотах, для составления которых отводился двухлетний срок. Составление уставных грамот поручалось самим помещикам, а их проверка — так называемым мировым посредникам, которые назначались из числа тех же местных дворян-помещиков. Собственниками крестьяне становились лишь после окончания расчета с государством. При этом юридический статус крестьянской земельной собственности был весьма своеобразным: в выкупных документах и уставных грамотах в качестве субъекта права с крестьянской стороны выступали не отдельные хозяева, а «сельские общества» — общины, в рамках которых и должны были существовать крестьянские хозяйства, как и прежде связанные круговой порукой в выплате налогов и отбывании повинностей. Крестьянин не имел права уйти из общества, получить паспорт — все это зависело от решения «мира».

Вопрос о размерах земельных наделов, а также о платежах и повинностях за пользование ими определялся «местными положениями» разных регионов страны. Для каждой местности устанавливался размер максимума и минимума надела. По данным «Статистики поземельной собственности и населенных мест Европейской России», относящимся к концу 1870-х гг., у 114 716 дворян было 73 163 744 десятины земли, а у 22 396 069 ревизских душ крестьян — 116 854 855 десятин надельной земли. Таким образом, на одного помещика приходилось в среднем 637 десятин земли, а на одного крестьянина — 5,2 десятины.

Освобожденные «поселяне» изначально были поставлены в условия катастрофического малоземелья. По подсчетам П. А. Зайончковского в результате составления уставных грамот обеспеченность крестьян землей характеризовалась следующими цифрами: из 10 050 203 ревизских душ 5,5% получили надел менее 1 десятины; 13,2% — от 1 до 2 десятин; 28,2% — от 2 до 3 десятин; 26% — от 3 до 4 десятин; 22,3% — от 4 до 6 десятин; надел свыше 6 десятин получили 4,1% и, наконец, свыше 10 десятин — 0,7%. Таким образом, 95,2% всех помещичьих крестьян получили надел менее шести десятин — минимум для обеспечения основных потребностей крестьян. Суммы выкупных платежей крестьян, выплачиваемые ими в течение 49 лет, с учетом процентов (6% годовых) в 4–7 раз превышали рыночную стоимость выкупаемой ими земли. Это привело к гигантскому накоплению крестьянских недоимок, которые государство позднее было вынуждено списывать. 

Реформа 1861 г., казалось бы, должна была принципиально изменить крестьянский быт. Но вместо создания слоя свободных земледельцев-собственников на первый план вышла задача обеспечения «прочной крестьянской оседлости», крепостное рабство сменилось рабством общинным. Это было связано как с компромиссными особенностями проведения реформы, так и с тем, что и в обществе, и в правительстве все большую популярность приобретала идея, что русская крестьянская община с ее отсутствием частной собственности не только испытанное и надежное средство социального контроля над «детьми»-крестьянами, но и залог особого пути России. Благодаря ему страну счастливо минуют ужасы западного капитализма, и она сделается светочем прогресса для человечества. Запертое в сельских мирах крестьянство в результате демографического роста все более обезземеливалось. Понятно, что крестьяне с завистью смотрели на обширные угодья бывших господ. Некоторые проницательные современники в начале XX в. с тревогой писали, что «в народе зреют опасные зачатки разрушительного социализма, так как условия и порядки общинного быта дают понятие только о собственности общей, а не индивидуальной» (А. П. Никольский). 

Нужно было дождаться революции 1905 г., чтобы признать: «Весь наш 40-летний строй, воздвигнутый на принципе общинного владения крестьян, был роковой ошибкой, и теперь необходимо его изменить» (из выступления на съезде дворянского Всероссийского союза землевладельцев в ноябре 1905 г.). В 1906 г. началась Столыпинская аграрная реформа. Проведи ее самодержавие сорока годами раньше, возможно, судьба России сложилась бы по-другому…