17 декабря 2017 В блокаде... Положение России на фронтах Первой мировой войны в конце 1916 – начале 1917 г.

Свой третий военный год в январе 1917 г. русская армия встречала на огромном фронте, который протянулся от Балтики и Черного моря через Малую Азию до Персии. Состояние армии – от штабов до окопов – за годы войны претерпело кардинальные изменения.

В 1914 г. планы генеральных штабов всех великих держав строились на стратегии сокрушения, война не должна была стать затяжной. Но после провала идеи «победы до Рождества» судьбу мирового конфликта в наибольшей степени определяла блокада. Фактически в ней пребывали Германия, Австро-Венгрия, Турция и Россия. И перед центральными державами, и перед их противником (Антантой) стояла задача: прорваться к союзнику или хотя бы вырваться из кольца противника. И выигранная битва на второстепенном направлении могла стать залогом победы на главном.

Русский фронт в первой половине 1916 года

В начале 1916 г. три русских фронта – Северный, Западный и Юго-Западный, – протянувшиеся на 1200 км от Рижского залива до румынской границы, насчитывали в своем составе 11 армий, приблизительно 1 млн 732 тыс. штыков и сабель. Наиболее сильными на Северном фронте были 13 корпусов и 7–8 кавалерийских дивизий (около 470 тыс. штыков на 340 км); на Западном – 23 корпуса и 5–7 кавалерийских дивизий (около 750 тыс. штыков на 450 км). Таким образом, на Петроградском и Московском направлениях, где русским войскам преимущественно противостояли немцы, было сосредоточено 1 млн 220 тыс. штыков и сабель, 36 корпусов и 15 кавалерийских дивизий. Эти войска находились на тех участках, где активно шли бои еще в прошлую кампанию: на Рижском плацдарме – 3 корпуса, у Двинска (ныне Даугавпилс, Литва) – 4, на Свенцянском направлении – 9 и на Виленском – 7 корпусов.

Вступление в войну Румынии

Во второй половине 1916 г. на фронтах мировой войны возникла ситуация шаткого равновесия, которая резко повысила ставки Румынии, с 1914 г. присматривавшейся, к какой из сторон примкнуть. Бухарест отчаянно торговался с Четверным союзом и Антантой об условиях своего выхода из нейтралитета. Летом 1916 г. рассматривался вариант с открытием румынами прохода через Карпаты для русской армии с тем, чтобы зайти в тыл австрийцам. В конечном итоге решение было принято, и ночью 27 августа 1916 г. Румыния объявила войну Австро-Венгрии. В Бухаресте надеялись сохранить мир с Германией, Болгарией и Турцией. Но соврешенно напрасно.

10 действующих и 10 резервных румынских дивизий были плохо обучены и снабжены. Румынское командование не захотело скоординировать свои действия с русским союзником, а предпочло действовать самостоятельно. Вскоре румынская армия была разбита. 5 декабря мэр Бухареста, сопровождаемый американским послом, выехал встречать немцев. Прождав 2 часа, но так и не дождавшись никого, они вернулись в город, куда уже маршами заходили немецкие войска.

Таким образом, к концу 1916 г. к трем русским фронтам, противостоявшим Германии и Австро-Венгрии, добавился четвертый – Румынский, который поглотил практически все резервы русской Ставки – 37 пехотных и 8 кавалерийских дивизий. Европейский фронт России увеличился приблизительно на 500 км. Если в начале 1916 г. около 70% русских сил находилось на северо-западном направлении, к северу от Припятских болот, то к концу года прозошел значительный сдвиг к югу. Теперь уже около 43% всей армии на европейском театре военных действий находилось к югу от Полесья.

Русским войскам противостояло 136 пехотных и 20 кавалерийских дивизий Германии, Австро-Венгрии, Турции и Болгарии. Военные действия шли на Балканах, Салоникском фронте, в Месопотамии и Палестине.

Состояние русской армии

Первую свою кампанию русская армия встретила практически так же, как и ее противники в этой войне, то есть верной своим командирам, настроенной на наступление и готовой к краткосрочной и решительной схватке с противником. Мобилизация была в целом успешной и дала командованию готовый к действиям механизм. Военный министр В. А. Сухомлинов с гордостью вспоминал: «Это были войска, верные долгу и присяге». Однако те 4,5 млн человек, что стали под ружье при объявлении мобилизации в 1914 г., к началу революции практически выбыли из строя.

Впрочем у императорской армии были не только достоинства, но и очевидные недостатки. Один из очевидных – низкий уровень культурного развития бойцов. Она вообще уступала противникам и союзникам и по качеству, и по количеству. Для сравнения: в 1907 г. на 5 тыс. новобранцев германской армии приходился только 1 неграмотный, английской – 50, французской – 175, австро-венгерской – 1100 и итальянской – 1535 неграмотных солдат. Набор 1908 г. дал русской армии лишь 52% грамотных солдат. Такой ее состав таил в себе немалую опасность, особенно на фоне антивоенной пропаганды в тылу.

Важное значение для сохранения боеспособности войск имел не только уровень подготовки кадровой армии, но и преемственность боевого духа. Части, ушедшие на фронт, быстро потребовали подкрепления. Однако зачастую полноценной замены не было. Генерал-майор К. Л. Гильчевский отмечал: «Первоочередные полки очень мало позаботились о своих скрытых кадрах. Они считали мобилизацию их второстепенным делом и, мобилизуя себя, взяли все лучшее из кадрового состава, оружия, снаряжения и проч. Контингент запасных состоял из пожилых солдат, бывших даже в японской войне. Настроение было не боевое. Воинский порядок соблюдался слабо. Большинство офицеров относились к своим безучастно». Все это ослабляло русскую армию, боеспособность подобного рода частей напрямую зависела от количества кадровых офицеров, которых со временем не становилось больше.

В конце 1916 г. генерал В. И. Гурко, временно заменивший М. В. Алексеева на посту начальника штаба Ставки Верховного главнокомандующего, проводил реформу, смысл которой сводился к увеличению числа русских дивизий. Количество батальонов в русской дивизии сокращалось с 16 до 12 за счет выделения четвертого батальона в полку при переходе его на трехбатальонный состав. Новая дивизия получала таким образом более гибкую и подвижную структуру, новый корпус – третью дивизию, а армия – 48 таких новых сводных дивизий. При этом фронтовые офицеры сливались с кадрами запаса. Разумная на бумаге, на деле эта мера оказалась далекой от успеха. При немногочисленных и к тому же ослабленных кадрах естественной реакцией командиров на реформу стало стремление сохранить все наиболее ценное и освободиться от ненужного.

Моральное состояние войск и тыла

События, происходившие на фронте, не вызывали в тылу страны чувства опасности. Для ее столиц война по-прежнему была отдаленной. В Петрограде, в отличие от Парижа, не были слышны германские орудия, Москву не бомбили цеппелины, как Лондон. Угроза не была столь же реальной, как во Франции и Англии, так что армия и тыл не жили единой жизнью. Обществу, ожидавшему победоносного окончания войны, необходимо было дать объяснения военных неудач. Причины поражений крылись, как оказалось, в происках предателей и шпионов. Военный прокурор полковник Р. Р. фон Раупах вспоминал: «…Процессы об измене волной стали разливаться из Ставки после каждой крупной военной неудачи… Искусственно создавалось общее убеждение, что высший командный состав с Великим Князем Николаем Николаевичем и его начальником штаба генералом Янушкевичем во главе не могли быть ответственными за неудачи, когда их окружали измена и предательство».

Слухи, как ржа, разъели доверие армии и страны к верхам, а отсутствие видимых достижений на войне ускорило нарастание недовольства в обществе и нежелание защищать монархию. В этот момент слабая мотивация участия России в войне проявилась, как никогда сильно. 12 февраля 1916 г. В. М. Пуришкевич заявил в Думе: «Война бывала иногда матерью революции, но всякий раз, когда революция рождалась в муках войны, она была плодом разочарования народа в способности его правительства защитить страну от неприятеля». К концу 1916 – началу 1917 г. в измене обвиняли уже не только окружение императора, но и его самого, и в особенности императрицу.

Петроградская конференция союзников 1917 года

В России кампания 1917 г. не обещала свежих и оригинальных решений. Командующие фронтами предлагали повторить наступление, каждый на своем направлении. «Это был период, – вспоминал генерал А. С. Лукомский, – когда характер позиционной борьбы, выразившийся прежде всего в кордонной системе и стремлении быть достаточно сильными на всех направлениях, подавлял ум и волю старшего командного состава». Небольшие резервы растаскивались по разным участкам фронта. В этой ситуации успех наступления, запланированного на 1917 г., целиком зависел от формирования боеспособного резерва. А дополнительные части, в свою очередь, были немыслимы без увеличения артиллерийского парка.

Последняя попытка выйти из этого тупика была предпринята в начале 1917 г.: 1 февраля в здании русского МИДа начались официальные заседания Петроградской межсоюзнической конференции. С самого начала возникли разногласия в вопросах определения направления и сроков комбинированного наступления. Русская сторона стремилась увязать эти решения с военными поставками. Уже на первом заседании, В. И. Гурко, открывая конференцию, призвал к объединению ресурсов и согласованности действий.

Но о глубоком анализе военной ситуации говорить не приходилось. Опять возникла идея сокрушения Германии на кратчайшем стратегическом направлении. При обсуждении планов на 1917 г. французский генерал Ноэль де Кастельно предложил исходить из того, что война должна закончиться в текущем году и планируемые операции должны носить решающий характер. В результате было принято следующее решение: «Кампания 1917 г. должна вестись с наивысшим напряжением и применением всех наличных средств, дабы создать такое положение, при котором решающий успех союзников был бы вне всякого сомнения». Участники конференции договорились об одновременных ударах на Западном, Восточном и Итальянском фронтах.

Русская армия готовила наступление на Юго-Западном фронте, обращенном против Австро-Венгрии. Союзники считали, что в марте-апреле 1917 г. их армии в целом будут готовы к наступлению. Начштаба Ставки В. И. Гурко считал, что русский фронт не сможет наступать, пока не закончится начатая реорганизация, и что ранее 1 мая (по новому стилю) армия не будет в состоянии провести крупные операции. В том случае, если это сделают союзники, она будет вынуждена ограничиться второстепенными операциями для того, чтобы удержать на месте австро-германские силы.

Состояние армии можно было считать боеспособным, ее резервы составляли 1,9 млн человек, а призыв 1917 г. должен был прибавить к этому еще 600 тыс. новобранцев. Несколько хуже обстояло дело с качеством этих пополнений, особенно офицеров запаса. «Шестинедельной выучки прапорщики никуда не годятся, – отмечал один из фронтовиков. – Как офицеры они безграмотны, как юнцы, у которых молоко на губах не обсохло, они не авторитетны для солдат. Они могут героически гибнуть, но они не могут разумно воевать».

В 1917 г. старой кадровой армии, которая вынесла на своих плечах всю тяжесть борьбы с революцией в 1905–1907 гг., уже не было. Представитель британской военной разведки в Петрограде подполковник Самуэль Хор 20 января 1917 г. отправил в Лондон свой анализ сложившейся в России ситуации и возможных выходов из нее: «По моему мнению, возможны три варианта развития событий. Дума или армия могут провозгласить Временное правительство. Я сам не думаю, что это произойдет, хотя эти события гораздо ближе, чем можно себе представить (выделено – О. А.). Во-вторых, император может отступить, как он отступил в 1906 г., когда была установлена Дума. В-третьих, все может продолжать дрейф от плохого к худшему, что и происходит сейчас. Вторая и третья альтернатива кажутся мне наиболее возможными, и из этих двух, по моему мнению, наиболее вероятной является третья».

Революция прогремела через месяц…