21 ноября 2017 Красный лед Кронштадта

К концу 1920 г. организованные силы противников большевиков в Гражданской войне потерпели полное поражение. Последние части Русской армии эвакуировались из Крыма в Константинополь. Казалось бы, ничего не мешало новым властям утверждать свою политику. Однако именно попытка реализовать коммунистическую утопию «здесь и сейчас» привела к широкой волне всенародного возмущения. Уже в начале 1921 г. в РСФСР начались массовые протесты рабочих, разрастались восстания крестьян, доведенных до крайности голодом, политикой продразверстки и реквизиций. Вслед за ними весной 1921 г. поднялся Кронштадт – «краса и гордость революции». Восстание в цитадели балтийского флота, длившееся с 28 февраля по 18 марта 1921 г., стало одним из наиболее ярких проявлений народного протеста против политики «военного коммунизма» в Советской России. 

С 1918 г. новая власть попыталась, по словам В.И. Ленина, «непосредственно перейти к коммунистическому производству и распределению». «Военный коммунизм» предусматривал ликвидацию товарно-денежных отношений (запрет частной торговли), жесткое уравнительное распределение товаров и продуктов (пайки и карточки выдавались через «потребительские коммуны», с 1918 г. все официально неработающие лишались пайка), милитаризацию труда – с начала 1920 г. вводилась «всеобщая трудовая повинность», обязывающая горожан вне зависимости от профессии работать на указанном государством месте (часть этих «трудмобилизованных» переводили на казарменное положение).

Особенно тяжело пришлось крестьянству: 13 и 27 мая 1918 г. вышли декреты Совета народных комиссаров (СНК) РСФСР о «продовольственной диктатуре», запрещавшие свободную торговлю хлебом, который изымался у крестьян вооруженными продотрядами. С введением 11 января 1919 г. продовольственной разверстки крестьяне были обязаны сдавать государству определенную норму сельхозпродукции по установленным ценам, часто оставаясь при этом без еды и посевного фонда. В ноябре 1919 г. В.И. Ленин писал: «…Крестьяне далеко не все понимают, что свободная торговля хлебом есть государственное преступление. «Я хлеб произвел, это мой продукт, и я имею право им торговать», – так рассуждает крестьянин, по привычке, по старине. А мы говорим, что это государственное преступление. Свободная торговля хлебом означает обогащение благодаря этому хлебу, – это и есть возврат к старому капитализму, этого мы не допустим, тут мы будем вести борьбу во что бы то ни стало». (Ленин В.И. Полн. собр. соч. в 55 т. М.: Издательство политической литературы, 1965-1975. Т. 39. С. 315)

К рубежу 1920 -1921 гг., когда военный коммунизм был внедрен практически во все сферы экономической и социальной жизни, недовольство населения достигло пика. Насильственные меры усугубили кризис в стране и привели к нехватке основных продуктов питания и товаров повседневного спроса. Гиперинфляция окончательно свела на нет торговые сделки: еду можно было только выменять. Заводы и фабрики закрывались из-за недостачи сырья и топлива, а рабочие (как и другие жители городов) вынуждены были отправляться за продовольствием в деревню. Впрочем, такие вылазки тоже не спасали: добытые продукты у «мешочников» забирали заградотряды.

Возмущение и недовольство стало массовым: в конце 1920 - начале 1921 г. по стране прошел ряд вооруженных восстаний - прежде всего, среди крестьянства: в Западной Сибири, Тамбовской и Воронежской губерниях, на Среднем Поволжье, Дону и Кубани.

В тяжелом положении оказались и жители крупных промышленных центров, в первую очередь Петрограда и Москвы: транспортный и топливный кризис обострился, без того скудные запасы продовольствия почти не пополнялись, нормы выдачи хлеба были сокращены, некоторые пайки и вовсе отменили.

11 февраля 1921 г. Петроградский совет объявил о закрытии до 1 марта из-за нехватки топлива 93 предприятий, в том числе таких крупных, как Путиловский и Сестрорецкий заводы. Атмосфера в индустриальном центре страны становилась все более напряженной, и в 20-х числах февраля в городе началась массовая забастовка («волынка»): «волынили», среди прочих, заводы «Арсенал» и Трубочный. Рабочие требовали отмены мер «военного коммунизма», а также или созыва беспартийной общегородской конференции, или перевыборов в городской Совет.

Партийное руководство Петрограда объявило «волынку» мятежом, и 24 февраля в городе ввели военное положение, а зачинщиками забастовки официальная пропаганда в лице «Петроградской правды» традиционно назвала меньшевиков и эсеров. Несколькими днями позже ЧК арестовала около 300 человек, в том числе и одного из руководителей меньшевистской партии Ф.И. Дана.

Забастовка в городе не осталась незамеченной на флоте: положение моряков было едва ли лучше рабочих. К середине февраля число служащих в Кронштадте и на фортах (члены корабельных команд, военные моряки береговых частей и вспомогательных подразделений) превышало 26 тыс. человек. Демобилизация после окончания войны шла медленно, материальное положение было таким же плохим, как и в городе.

Моряки Балтийского флота с 1917 г. считались лучшим кадровым резервом, надежным и преданным новой власти: их отправляли на самые трудные участки фронта во время Гражданской войны. На смену им приходили в основном бывшие крестьяне как северо-западных губерний, так и юга России и Украины. «Политически отсталые» матросы и красноармейцы Кронштадта, получая из дома нерадостные письма, «продолжали жить настроениями крестьянства». В очередном отчете из крепости в конце 1920 г. сотрудник ВЧК указывал: «Почти все <письма> несут жалобы на тяжесть жизни и сплошь указывают на несправедливости, вольные и невольные, местных властей... Все, и партийные и беспартийные, в один голос жалуются на удручающие вести с родины: у того последнюю лошадь забрали, у другого старика отца посадили, у третьего весь посев забрали, там последнюю корову увели, тут реквизиционный отряд забрал все носильные вещи и т. д., а обратиться же за разъяснением, за помощью не к кому, да и органа такого нет» (Кронштадтская трагедия 1921 года. Документы. В 2-х книгах. Кн. 1. / Отв. сост.: И.И. Кудрявцев; отв.ред.: В.П. Козлов. М.: РОССПЭН, 1999. С. 48). Получалось, что ни крестьянам, ни рабочим, ни флоту новое правительство не помогло; к тому же становилось очевидным, что провозглашенная власть Советов по сути оказалась властью однопартийной.

Встревоженные слухами о событиях в Петрограде, кронштадтцы отправили в город делегации от личного состава кораблей и воинских частей крепости - 27 февраля они вернулись с новостями о лозунгах и требованиях рабочих. На следующий день, 28 февраля, моряки линкоров «Петропавловск» и «Севастополь» созвали собрание и приняли резолюцию, которую вынесли на обсуждение представителей всех кораблей и военных частей Балтийского флота. Резолюция была направлена не против правительства, а против монополии большевиков на политическую власть: кронштадтцы призывали Советы соблюдать свои же решения октября 1917 г.  

Моряки требовали:

«Ввиду того, что настоящие Советы не выражают волю рабочих и крестьян, немедленно сделать перевыборы тайным голосованием... Свободу слова и печати для рабочих и крестьян, анархистов и левых социалистических партий. Свободу собраний и профессиональных союзов и крестьянских объединений. Собрать не позднее 10 марта 1921 г. беспартийную конференцию рабочих, красноармейцев и матросов г. Петрограда, Кронштадта и Петроградской губернии. Освободить всех политических заключенных социалистических партий, а также рабочих и крестьян, красноармейцев и матросов, заключенных в связи с рабочим и крестьянским движением. Выбрать комиссию для пересмотра дел заключенных в тюрьмах и концентрационных лагерях. Упразднить всякие политотделы, так как ни одна партия не может пользоваться привилегиями для пропаганды своих идей и получать от государства средства для этой цели <…>. Немедленно снять все заградительные отряды <…> Упразднить коммунистические боевые отряды во всех воинских частях, а также на фабриках и заводах… Дать полное право действия крестьянам над всею землею так, как им желательно…» (Здесь и далее цитировано по : Кронштадт 1921. Документы о событиях в Кронштадте весной 1921 г. М., 1997.)  

1 марта на общегородском 16-тысячном митинге на Якорной площади Кронштадта эту резолюцию поддержало подавляющее большинство гарнизона. Основным лозунгом был «Вся власть Советам, а не партиям!». На митинге выступали комиссар Балтфлота Н.Н. Кузьмин и председатель ВЦИК М.И. Калинин, пытавшиеся переменить настроение митингующих и убедить их отказаться от политических требований - однако тщетно. Калинина с группой сопровождавших его коммунистов после митинга из города не выпустили, однако через некоторое время с «Петропавловска» по телефону распорядились не препятствовать возвращению председателя ВЦИК в Петроград. Сопровождение же его осталось в Кронштадте под арестом, с ними добровольно остался и Кузьмин.

На следующий день на «Петропавловске» был создан Временный Революционный Комитет (ВРК), к которому перешло все руководство городом и крепостью. Поначалу в ВРК входило пять человек во главе с председателем С. Петриченко – старшим писарем линкора.

Восставшие заняли телеграф, телефон и редакцию местной газеты. Первый номер «Известий ВРК» вышел уже на следующий день с обращением «К населению крепости и города Кронштадта», а также с чересчур оптимистичным заявлением «В Петрограде всеобщее восстание». ВРК объявил, что «коммунистическая партия, правящая страной, оторвалась от масс и оказалась не в силах вывести ее из состояния общей разрухи», и энергично начал подготовку перевыборов Совета.

В Кронштадте начался массовый исход коммунистов из РКП(б): из 2680 членов партии вышли около 900 человек, причем партийцы продолжали уходить и позже, вплоть до поражения восстания. Около 150 политработников, сотрудников Особого отдела и Ревтрибунала беспрепятственно покинули город: восставшие не желали кровопролития.

Для руководства страны кронштадтские события стали неприятным сюрпризом. Несмотря на большое количество осведомителей в гарнизонах крепости, ни явное усиление недовольства моряков, ни даже митинг особой тревоги не вызывали: в отчетах ЧК лишь указывалось на «усталость масс», а 1 марта в докладе для Г. Ягоды аккуратно сообщалось: «… Сначала положение было очень тревожным, решительно не давали говорить, требуя упразднения Особотделов Чека, предоставления свободной торговли. К пяти часам… митинг принял более мирный характер и, наверное, кончится все благополучно».

Однако уже на следующий день последовала резкая реакция правительства большевиков: делегатов из Кронштадта, вызванных в Петроград для разъяснения требований восставших, арестовали. 2 марта 1921 г. в газетах появилось правительственное сообщение, где события в Кронштадте назывались «мятежом», его организаторами объявлялись бывший царский генерал Козловский и французская контрразведка, а резолюция кронштадцев определялась диковатым, но пропагандистски выверенным клеймом «черносотенно-эсеровская». Это была сознательно ложная информация и мера, направленная прежде всего против возможной поддержки моряков петроградскими рабочими. Генерал Александр Козловский, служивший в Красной Армии, никакого отношения к организации восстания не имел, примкнул к нему позже и сколько-нибудь значимой роли в нем не играл. «Коммунисты использовали мою фамилию, чтобы представить восстание в Кронштадте в свете белогвардейского заговора только потому, что я был единственный генерал, находившийся в крепости», - пояснял он позже.

Надо признать, что провокация правительства возымела действие: упоминание о «царском генерале», связанном с «империалистами Антанты», заставило многих рабочих с недоверием отнестись к событиям в Кронштадте, к тому же действительно «уставшие» за годы Гражданской войны «массы» боялись нового витка террора.

2 марта постановлением Совета труда и обороны, подписанным В.И. Лениным и Л.Д. Троцким, Петроград и губерния были объявлены на осадном положении, а восставшие – вне закона. Немедленно последовали и репрессии: 3 марта в Петрограде были арестованы заложники – родственники мятежных кронштадтцев, прежде всего – семья Козловского (жена и четверо сыновей, младшую дочь 11 лет отправили в «Кресты» вместе с матерью) и даже их знакомые (всего 27 человек). Арестованных не выпустили и после подавления восстания, отправив их в ссылку или концлагеря.

Власть с самого начала не шла на переговоры с кронштадтцами, всех парламентеров из крепости арестовывали, в печати развернули большую пропагандистскую кампанию, призывавшую «обезоружить кучку бандитов».

3 марта в военные части Балтфлота отправили приказ: всем комиссарам надлежало оставаться на местах, агитаторов против советской власти арестовывать, собрания в присутствии посторонних лиц запрещались. Для изоляции Кронштадта усилили патрулирование береговой линии материка, а все письма из крепости и обратно подвергались перлюстрации.

4 марта Комитет обороны Петрограда выпустил обращение к повстанцам, по сути – ультиматум о немедленной сдаче, с грозным заглавием «Достукались. К обманутым кронштадтцам»: «У Кронштадта нет хлеба, нет топлива. Если вы будете упорствовать, вас перестреляют, как куропаток…» Листовки с этим обращением выбросили на город с самолетов, но они, по свидетельству очевидца, «желания безоговорочной сдачи не вызывали». ВРК обратился к офицерам штаба с просьбой об организации обороны города – в их распоряжении, помимо линкоров «Петропавловск» и «Севастополь», было 134 тяжелых и 62 легких орудия, 24 зенитные пушки и 126 пулеметов на 17,9 тыс. человек. Военные специалисты советовали, не дожидаясь штурма, самим идти в наступление на Ораниенбаум и Сестрорецк для увеличения площади восстания, однако ВРК отказался.

Для вооруженного подавления восстания была восстановлена 7-ая армия, командовать которой председатель Реввоенсовета и нарком по военным и морским делам Л.Д. Троцкий назначил командующего Западным фронтом М.Н. Тухачевского. С 7 марта 1921 г. армия начала артобстрелы крепости и города. Штурм был назначен на 8 марта – в частности, потому, что на эту же дату было запланировано открытие Х съезда РКП (б): взятие Кронштадта, которое, по мнению руководства, будет проведено «одним ударом», было бы очень кстати. Необходимость уступок в области экономики, пересмотр политики «военного коммунизма», в частности - замену продразверстки продналогом, в правительстве вполне понимали. Однако мятежный Кронштадт выступал также и против единоличной власти большевиков, и теперь в Кремле считали возможным идти на уступки только параллельно с жесткой расправой над повстанцами. Карательная акция должна была показать, что власть под давлением общественных сил не пойдет ни на какие реформы.

Первый штурм однако успехом не увенчался. «Матросня обороняется, и артиллерия их отвечает полностью. Поэтому атака встречает серьезные затруднения», – сообщал Тухачевский командующему Вооруженными силами Республики С.С. Каменеву. «Серьезные затруднения» заключались не только в недостатке тяжелой артиллерии, но и в настроениях части Красной Армии. Так, отказался идти в наступление 561-й полк Южной группы (один из батальонов этого полка и вовсе перешел на сторону кронштадтцев), и командир принимал «репрессивные меры против своих красноармейцев, дабы дальше заставлять идти в наступление». В Северной группе войск с трудом удалось заставить атаковать отряд петроградских курсантов, обычно считавшихся надежными и самыми боеспособными. Настроения в воинских частях были нестабильны, слышались призывы «бить коммунистов». Опасаясь, что восстание перейдет на весь Балтийский флот, власти решили срочно убрать наиболее «нежелательные элементы» подальше от Кронштадта: до 12 марта на Черное море отправили 6 эшелонов с моряками, при этом дополнительные воинские части и бронепоезда охраняли железные дороги, вокзалы, а морякам было запрещено общаться с местным населением.

Традиционно усилили и репрессии «для поддержания революционного порядка» среди красноармейцев: «за отказ от выполнения боевого задания», «за дезертирство» расстреливали, часто немедленно и публично – для устрашения.

После поражения первого штурма командование решило принять срочные меры по укреплению 7-ой армии и снабжению ее тяжелым вооружением. Откладывать операцию было опасно из-за угрозы оттепели: «Как только залив станет свободным для плавания, установится связь Кронштадта с заграницей… Нужно во что бы то ни стало ликвидировать Кронштадт в течение ближайших дней», - писал Троцкий 10 марта в Политбюро ЦК РКП(б). В войска для укрепления боевого духа были направлены делегаты партийного съезда во главе с К.Е. Ворошиловым, а также сформированы заградотряды, которым предоставлялись широкие полномочия: расстреливать на месте дезертиров, при взятии фортов задерживать и расстреливать всех повстанцев, препятствовать их общению с красноармейцами.

К 16 марта силы атакующих, вверенных М.Н. Тухачевскому, составляли уже 45 тыс. человек, 159 орудий, 3 бронепоезда и несколько десятков самолетов. Второй штурм начался с артиллерийского обстрела, и в ночь на 17 марта войска прорвались в крепость. После суток уличных боев, в которых жертв среди наступающих было больше, чем на подступах к крепости, Кронштадт был взят.

Когда поражение восстания стало очевидным, около 8 тысяч кронштадтцев, в том числе все члены ВРК и штаба обороны, смогли уйти по льду залива в Финляндию, предварительно получив согласие ее правительства. По официальным данным, среди восставших было убито около тысячи человек, ранено более двух тысяч; в штурмующих войсках Петроградского округа убито 1,9 тыс. человек.

Расправа над повстанцами не заставила себя ждать: арестовывали всех, в том числе и тех, кто не брал в руки оружия. Пленных не было: их расстреливали при захвате крепости на месте, для приговора к расстрелу было достаточно находиться на двух мятежных линкорах. Каждый арестант заполнял анкету с особыми графами о партийной принадлежности и службе в Белой армии: искали организаторов-белогвардейцев и эсеров. Однако доказательств не нашли: «Установить связи с контрреволюционными партиями и организациями, действующими на территории Советской России и за рубежом, не удалось», - писал в отчете особоуполномоченный ВЧК Я.Агранов. Карательные органы, впрочем, это не смягчило: из привлеченных к следствию 10 тыс. человек свыше 2,1 тыс. были приговорены к расстрелу, свыше 6,4 тыс. – к различным срокам заключения, принудительным работам или трудовой армии. Около 1,5 тыс. человек хотя и освободили, но обвинение с них снято не было. 

Арестам подвергались и простые жители Кронштадта. С весны 1922 г. началось их массовое выселение с острова: всего было вывезено больше 235 тыс. человек - как «кронмятежников», так и вовсе не связанных с восстанием людей. 2 ноября 1922 г. для рядовых участников восстания была объявлена частичная амнистия. Однако в 1920-1930-е гг. аресты, в том числе повторные, продолжались.  

Бывший генерал Козловский остался в Финляндии, где менял работу от учителя до механика и дорожного рабочего. Его жена и сыновья, так и оставшись в заложниках, были отправлены в лагеря, на принудительные работы и в ссылки. Младшую дочь позже удалось переправить в Финляндию к отцу. Многие другие «кронмятежники», ушедшие в Финляндию, тоже занимали скромные должности - впрочем, на родине бы их ждал расстрел.

Судьба главы ВРК Степана Петриченко сложилась драматично. Поначалу он сохранил некоторое политическое влияние на своих бывших соратников, оказавшихся в Финляндии: Петриченко «наложил вето» на привлечение бывших «кронмятежников» в проекты белой эмиграции – в частности, их отправку в Карелию для организации там восстания и включение в армию генерала Врангеля в Турции. В мае 1922 г. его арестовали по доносу. Выйдя через несколько месяцев из финляндской тюрьмы, Петриченко устроился работать на лесопильню. Вернуться в РСФСР по амнистии 1922 г., как некоторые другие восставшие, он не мог, но в том же году добрался до советского посольства в Риге и был завербован агентом Разведупра РККА для работы в Финляндии. В 1927 г. Петриченко снова отправился в советское посольство в Риге и подал заявление на имя М.И. Калинина с просьбой вернуть ему советское гражданство и разрешить выехать в СССР. Гражданство Петриченко вновь не дали, но предписали «закрепить на постоянной агентурной работе по месту проживания в Финляндии». Он передавал сведения об эмигрантских организациях, об общей ситуации в стране, о военных приготовлениях на советско-финской границе и работе финской контрразведки, а с началом Второй мировой войны – о подготовке к войне Германии и ее союзников. Когда началась Финская война, Петриченко был интернирован, позже – заключен в тюрьму, в которой пробыл до сентября 1944 г. После подписания перемирия между СССР и Финляндией его передали Главному управлению контрразведки Красной Армии в Хельсинки, откуда этапировали в Москву, где вскоре снова арестовали. В ноябре 1945 г. «за участие в контрреволюционной террористической организации и принадлежность к финской разведке» Петриченко приговорили к десяти годам лагерей. Там он и умер.

10 января 1994 г. президент РФ Борис Ельцин своим указом реабилитировал участников Кронштадтского восстания: обвинения и репрессии признаны незаконными и противоречащими основным гражданским правам.

После Кронштадтского восстания, а также Тамбовского (1920-1921 гг.) и Западносибирского (1921г.) крестьянских выступлений власти РСФСР были вынуждены отказаться от политики «военного коммунизма». На том же Х съезде РКП (б) была провозглашена «новая экономическая политика».