15 ноября 2017 Крым 1920. Гражданская трагедия

1920 г. стал одной из самых трагических страниц в и так перенасыщенной драматическими событиями истории Крыма.

В 1920 году Крым пережил драматическое отступление армии генерала Врангеля, завершившееся Русским исходом в зарубежье, и жесточайшие репрессии против оставшихся белогвардейцев и других «классовых врагов» советского государства.

Дошедшие почти до Москвы войска Деникина осенью 1919 г. начали столь же стремительный откат назад, на юг. Это было кошмаром Белого движения. А уже весной 1920 г. Крым вынужденно стал землей обетованной и символом спасения от большевистской расправы.

22 марта (5 апреля) 1920 г. генерал Деникин передал свои полномочия барону Врангелю и навсегда оставил Россию. Как военный человек, Петр Николаевич Врангель рассматривал вверенную ему территорию как осажденную крепость, для наведения порядка в которой нужна абсолютная власть. Он совместил в своем лице посты главнокомандующего и правителя Юга России. Добровольческая армия была переименована в Русскую. Новый диктатор обладал всей полнотой власти.

Прежде всего, Врангель был исключительно одаренным военным. Ему в короткий срок удалось восстановить в армии дисциплину, боевой дух и веру в вождей. Войска, разложившиеся во время отступления от Орла к Новороссийску, снова стали армией в полном смысле этого слова. Также полностью прекратились грабежи и, как следствие, жалобы населения на добровольцев. Популярность барона была необычайно велика. Хорошо знавший Врангеля известный общественный деятель и публицист Василий Шульгин писал: «Врангель был рожден для власти… Варяг-Врангель был на голову выше всего окружающего. Это в буквальном и переносном смысле слова…» Известно несколько высказываний Врангеля в отношении того, каким он хотел видеть свое государство – Крым. Политический сотрудник барона Г. В. Немирович-Данченко сообщал о том, что «Крым Врангель предполагает превратить в маленькое самостоятельное образцовое государство: с разрешением в пользу обрабатывающих земельного вопроса, с истинными гражданскими свободами, с демократическими учреждениями, с университетами и прочими культурными учреждениями. Пусть там, за красной стеной, слышат о “Земном рае”, действительном не в Совдепии, а в белом Крыму. Пусть видят и идут к нам; всем идущим – наша поддержка и братский привет. Образцовое государство на носу у большевиков – лучший способ пропаганды к восстаниям. И притом к восстаниям не бесплодным: где-то на Юге есть база – Крым с признанным иностранцами правительством (летом 1920 г. Франция де-факто признала правительство генерала Врангеля. – Прим. авт.), с армией, с танками и боевыми припасами» (Государственный архив Российской Федерации, Патек В. «Планы правителя Крыма»).

Весной 1920 г. под контролем Врангеля находился только Крымский полуостров, а под контролем большевиков – вся Россия. Мог ли он надеяться, что ситуация в стране изменится в пользу белогвардейцев? В беседе с публицистом Василием Шульгиным Врангель довольно подробно рассказал о своей политической программе: «Я не задаюсь широкими планами… Я считаю, что мне необходимо выиграть время… Я отлично понимаю, что без помощи русского населения нельзя ничего сделать… Политику завоевания России надо оставить… Нельзя воевать со всем светом… Надо на кого-то опереться… Не в смысле демагогии какой-нибудь, а для того, чтобы иметь, прежде всего, запас человеческой силы, из которой можно черпать; если я разбросаюсь, у меня не хватит… того, что у меня сейчас есть, не может хватить на удержание большой территории… Для того чтобы ее удержать, надо брать тут же на месте людей и хлеб… Но для того, чтобы возможно было это, требуется известная психологическая подготовка. Эта психологическая подготовка, как она может быть сделана? Не пропагандой же, в самом деле… Никто теперь словам не верит. Я чего добиваюсь? Я добиваюсь, чтобы в Крыму, чтобы хоть на этом клочке сделать жизнь возможной… Ну, словом, чтобы, так сказать, показать остальной России… вот у вас там коммунизм, то есть голод и чрезвычайка, а здесь: идет земельная реформа, вводится волостное земство, заводится порядок и возможная свобода… Никто тебя не душит, никто тебя не мучает – живи как жилось… Ну, словом, опытное поле… И так мне надо выиграть время… чтобы, так сказать, слава пошла: что вот в Крыму можно жить. Тогда можно будет двигаться вперед...» (Шульгин В. В. «Дни. 1920 г.: Записки»).

Могли ли существовать в конкретных исторических условиях того времени две России – красная и белая? Нет! В советской прессе уже весной 1920 г. можно встретить выражение «крымская заноза». И понятно, что «занозу» надо немедленно удалить. Но операция по разгрому белых в Крыму началась только осенью. Летом же бросить все силы на борьбу против «черного барона» большевикам не позволила советско-польская война. Окружение Врангеля надеялось, что «большевистско-польская кадриль» будет тянуться долго. Петр Николаевич открыто поддержал поляков в войне с Советской Россией, заявив, что Пилсудский воюет не с «русским народом, а с советским режимом». Подписание осенью 1920 г. Польшей и РСФСР перемирия вызвало настоящий шок у Врангеля. В своих «Записках» Врангель раздраженно прокомментировал это следующим образом: «Поляки в своем двуличии остались себе верны» (П. Н. Врангель «Воспоминания. В 2 частях». 1916–1920 гг.). Понимая, что наступили трудные времена, Врангель в конце октября отдал секретный приказ о начале подготовки эвакуации. Надо признать: эвакуация была проведена образцово. Паника и хаос, царившие в Новороссийске в последние дни власти Деникина, отсутствовали начисто. Только после того, как все военнослужащие были погружены на корабли и в Севастополе не осталось больше ни одной военной части, в 14 часов 50 минут 2 ноября 1920 г. генерал Врангель прибыл на крейсер «Генерал Корнилов» в сопровождении чинов штаба и отдал приказание сниматься с якоря. Всего из Крыма эвакуировались 145 693 человека, из которых около 70 тысяч составляли военнослужащие. Белое дело на юге России потерпело окончательное поражение.

Генерал С. Д. Позднышев, переживший с армией эту эвакуацию, вспоминал: «Молча стекались к набережным серые толпы притихших людей. Их окружала глухая зловещая тишина. Точно среди кладбища двигался этот людской молчаливый поток; точно уже веяло над этими нарядными, красивыми, оживленными некогда городами дыхание смерти. Надо было испить последнюю чашу горечи на родной земле. Бросить все: родных и близких, родительский дом, родные гнезда, все, что было дорого и мило сердцу, все, что украшало жизнь и давало смысл существования; все, что надо было бросить, похоронить, подняв крест на плечи и с опустошенной душой уйти в чужой, холодный мир навстречу неизвестности.

Медленной поступью, мертвым стопудовым шагом, прирастая к земле, шли тысячи людей по набережным и, окаменелые, немые, поднимались по трапу на корабли. Душили спазмы в горле; непрошеные слезы катились по женским щекам, и надрывалось у всех сердце жгучим надгробным рыданием. А как были туманны и печальны глаза, в последний раз смотревшие на родную землю! Все кончено: мечутся набатные слова: “Ты ли, Русь бессмертная, мертва? Нам ли сгинуть в чужеземном море?” Прощай, мой дом родной! Прощай, Родина! Прощай, Россия!»

На Графской пристани Севастополя есть неприметная мемориальная табличка, на которой выбиты следующие слова: «В память о соотечественниках, вынужденных покинуть Россию в ноябре 1920 г.». В одном слове «соотечественники» заключена вся трагедия Гражданской войны.

Теперь Крыму предстояло еще пережить большевистскую зачистку положившихся на слово Михаила Фрунзе и оставшихся в России врангелевцев и прочего «буржуазного элемента». Крыму предстояло «познакомиться» с «революционной законностью» от Белы Куна, Розалии Землячки и иже присных. Потерявший в этой вакханалии своего сына Сергея, расстрелянного в Феодосии, писатель Иван Шмелев в пронзительной книге «Солнце мертвых» назвал Землячку и ее сотоварищей очень точно и просто: «люди, что убивать хотят».

Знаменитый на весь Советский Союз полярник Иван Папанин в своих воспоминаниях писал о Землячке как о «на редкость чуткой, отзывчивой женщине», с благодарностью упоминая о том, что был «для Розалии Самойловны вроде крестника».

Иван Папанин получил по протекции Землячки высокий пост – коменданта Крымской ЧК. В своих воспоминаниях «Лед и пламень», вышедших в 1978 г., Иван Дмитриевич так написал об этом кровавом эпизоде своей биографии: «Служба комендантом Крымской ЧК оставила след в моей душе на долгие годы. Дело не в том, что сутками приходилось быть на ногах, вести ночные допросы. Давила тяжесть не столько физическая, сколько моральная. Важно было сохранить оптимизм, не ожесточиться, не начать смотреть на мир сквозь черные очки. Работники ЧК были санитарами революции, насмотрелись всего. К нам часто попадали звери, по недоразумению называвшиеся людьми…» Работа комендантом Крымской ЧК, как писал Папанин, привела к «полному истощению нервной системы». До конца своих дней Папанин гордился своим участием в расстрелах контры. Да и в воспоминаниях других старых большевиков нередко можно встретить будничное упоминание: «Мы дали залп из винтовок по тем, кто этого заслужил».

Ужас Гражданской войны именно и проявляется в том, что и белые, и красные с готовностью признавали правила игры, основанные на насилии и братоубийстве. Тысячи расстрелянных чекистами в дни кошмарного «Солнца мертвых» – страшный эпизод, полностью укладывающийся в общую картину трагедии того, что противник большевиков, генерал Деникин, назвал по-военному четко и ясно: «Русское землетрясение».