Перед тобой склонен в восторге я.
Он – предрешенный твой удел:
Ведь имя Лавра и Георгия –
Герою битв и смелых дел.
Константин Бальмонт
Выдающийся офицер
Будущий генерал родился 18 августа 1870 г., в День памяти мучеников Флора и Лавра, и по православной традиции был назван в честь своего небесного покровителя.
Долгое время в советских источниках Корнилова относили к явно негативному «сыну казачьего офицера», а сам Лавр Георгиевич в 1917 популистски заявлял: «Я, генерал Корнилов, сын казака-крестьянина». И ведь все были правы! Его отец служил переводчиком при 7-м Сибирском казачьем полку, стал хорунжим, но к моменту рождения Лавра вышел из казачьего сословия, перешел на гражданскую службу в полицию. С матерью Лавра ситуация еще более запутанна, но ясно одно: среди ее предков были либо казахи, либо калмыки. Именно от нее он унаследовал «восточные» скулы и разрез глаз. Лавр, безусловно, был самым талантливых из 13 детей Георгия Корнилова, большинство из которых ничем себя не проявили.
Cвоей карьерой Лавр Корнилов обязан только одному человеку – самому себе. Он, не обладая полезными связями, упорно учился, став прекрасно образованным человеком. Выходец из далекого «медвежьего угла», Корнилов будет позже поражать знакомых прекрасным знанием французского и немецкого, а также монгольского, английского, персидского, китайского, туркменского, киргизского и татарского языков, не говоря уже о знакомом ему с детства казахском. К 28 годам за его плечами были уже учеба в славящихся высоким уровнем образования Михайловском артиллерийском училище и Николаевской академии Генерального штаба. Он носил звание капитана Генерального штаба. Корнилов показал себя не только успешным генштабистом, но хорошим военным географом, а также военным разведчиком, совершив достойное авантюрного романа путешествие в Китай под видом… китайца (и не был опознан!).
Во время Русско-японской войны Лавр Георгиевич показал себя лихим полевым командиром (за что получил в 36 лет орден Святого Георгия IV степени, золотое оружие «За храбрость» и чин полковника), так что о нем вообще можно говорить, как об одном из лучших и наиболее перспективных офицеров Русской императорской армии. С положительной стороны характеризует Корнилова и занятая им принципиальная позиция по разоблачению злоупотреблений в Заамурском округе пограничной стражи, хотя этот эпизод его биографии несколько подпортил ему карьеру: местное командование, замешанное в коррупции, имело покровителей в Петербурге и постаралось поскорее избавиться от неудобного генерал-майора.
Начало Первой мировой войны только подтвердило: бригадный командир Корнилов – выдающийся офицер, и после того как он во главе своих войск занял Галич, последовало повышение: он стал командующим 48-й пехотной дивизии.
...Составить себе имя во время войны
Если до этого момента – августа 1914 – карьеру Корнилова можно было назвать идеальной, то теперь его деятельность оказалась напрямую связанной с формированием «мифа о Корнилове». В качестве комдива Корнилов показал себя человеком отчаянно смелым, решительным, заботящимся о подчиненных: «он всегда был впереди и этим привлекал к себе сердца солдат, которые его любили», – писал генерал А. А. Брусилов. Но тот же Брусилов отмечал, что Корнилов был «очень смелый человек, решивший, очевидно, составить себе имя во время войны». Брусилов знал, о чем говорил: он сам всегда чрезвычайно много внимания уделял тому, как пресса и «общество» воспринимает его поступки…
В апреле 1915 г. 48-я дивизия попала в Карпатах в окружение, понесла колоссальные потери, а сам Корнилов оказался в плену. Непосредственный его начальник – комкор генерал А. А. Цуриков – возложил всю ответственность на Корнилова. Однако командование решило по-другому: генерал Корнилов сделал все от него зависящее соразмерно обстановке, никаких нареканий быть не может, а сам он достоин высокой воинской награды – ордена Святого Георгия III степени. Награда была редкой и почетной: Корнилов, и ранее известный как храбрый командир, стал героем войны. Последовавший затем побег из плена и то, как Корнилов пробирался через всю Восточную Европу к своим, еще выше поднял репутацию генерала.
Героических тем у прессы было мало, так что Корнилов быстро и надолго стал героем газетных публикаций. Разумеется, его популярность несоразмерно выросла, а имя стало известнее, чем имена некоторых командующих армиями. Пресса превозносила не только храбрость, но и полководческие таланты Корнилова. Но чем она могла подтвердить их? Не слишком успешными действиями в Карпатах, поскольку, получив в конце 1916 г. корпус, он вообще не принял участия в боях …
Вознесение на политический олимп
Февральская революция дала Корнилову шанс: в любое другое время назначение на округ, пусть и Петроградский, с должности командира корпуса действующей армии было понижением, особенно для боевого генерала. Но революция превратила этот пост в один из ключевых. В назначении главную роль сыграла «раскрученность» Корнилова: кто как не герой войны и любимец солдат сможет навести порядок среди «гвардии революции» – солдат распропагандированных запасных подразделений. Военный министр А. И. Гучков писал: «Корнилову были даны неограниченные полномочия в области личных назначений на все командные должности в частях Петроградского округа. В его распоряжение были отпущены большие кредиты для организации пропаганды порядка и дисциплины в войсках». Все что угодно ради того, чтобы обеспечить опору Временному правительству в столице.
Какова была политическая позиция Лавра Корнилова, сказать сложно, можно предположить, что он сам не смог бы ее четко сформулировать. С одной стороны, генерал-лейтенант А. С. Лукомский вспоминал, что Корнилов в августе 1917 года сказал ему: «Я не контрреволюционер, я ненавидел старый режим, который тяжело отразился на моих близких. Возврата к старому нет и не может быть». С другой (опять-таки по воспоминаниям) – уже во время Ледяного похода он произнес: «Я никогда не был против монархии, так как Россия слишком велика, чтобы быть республикой. Кроме того, я казак. Казак настоящий не может не быть монархистом». Но наиболее точно мировоззрение Корнилова охарактеризовал кадет, министр путей сообщения Временного правительства П. П. Юренев: «Я не мог бы сказать, что он был республиканец… Он считал, что с династией покончено раз навсегда. Но когда его спрашивали, а что если Учредительное собрание изберет монарха, он отвечал: я подчинюсь и уйду. Созыв Учредительного собрания он считал неизбежным и безусловным требованием. В общем, Корнилова можно назвать сторонником демократии – из любви к народу; но демократии, ограниченной благоразумием».
Вскоре Корнилова убрали из Петрограда: А. И. Гучков хотел дать ему Северный фронт, но генерал М. В. Алексеев пригрозил отставкой, и генерал получил «только» 8-ю армию. Это не слишком соответствовало амбициям Корнилова, но в 1917 г. карьеры делались стремительно.
Мятежный Верховный
Положение дел в стране летом 1917 г. было критическим: политики рвут друг у друга власть, Временное правительство не может справиться с Петросоветом, армия, где правят бал различные комитеты, разваливается, в тылу – постоянные манифестации. Практически каждому понятно: если ничего не предпринимать, то Россия с позором проиграет войну, хотя еще в январе 1917 казалось, что война практически выиграна. Так в начале XIX века раздираемая революционерами Франция была вознесена на новую вершину генералом Наполеоном Бонапартом. А кто лучший кандидат в военные диктаторы, если не известный всей России герой войны, смелый, решительный, искренне радеющий за Россию и не ищущий себе никаких личных выгод?
Подобные мысли носились в воздухе. В окружении Корнилова его политические амбиции подогревали близкие советники: журналист Василий Завойко, ординарец генерала, и комиссар Временного правительства в 8-й армии, присяжный поверенный Максимилиан Филоненко. Звезда Корнилова продолжала свое восхождение на политическом небосклоне. Провальное Июньское наступление – «наступление Керенского» – только способствовало этому. Во-первых, армия Корнилова действовала удачнее всех остальных, а формируемые им ударные части показали себя чрезвычайно эффективными боевыми формированиями. Во-вторых, поражения на других участках расчищали дорогу генералу. В первых числах июля Корнилов получил пост командующего армиями Юго-Западного фронта, где его уже поджидал еще один единомышленник и претендент на пост главного политического советника при военном диктаторе – бывший руководитель Боевой организации эсеров Борис Савинков.
18 июля 1917 г. был смещен Верховный главнокомандующий А. А. Брусилов, проваливший наступление, и на его место назначен Корнилов – фронтом он прокомандовал немногим более недели. При назначении А. Ф. Керенский, только-только ставший министром-председателем Временного правительства, заверил Корнилова, что полностью поддерживает его политику восстановления боеспособности армии. Что под этим имел в виду Корнилов, секрета не представляло: «Я заявляю, что Отечество гибнет, а потому, хоть и не спрошенный, требую немедленного прекращения наступления на всех фронтах для сохранения и спасения армии… Сообщаю вам, стоящим у кормила власти, что Родина действительно накануне безвозвратной гибели, что время слов, увещеваний и пожеланий прошло, что необходима государственно-революционная власть».
Казалось бы, зачем Александру Керенскому, озабоченному отнюдь не судьбами России, а исключительно укреплением собственной власти, на посту Верховного столь неудобный генерал, да еще с явными политическими амбициями? Назначение политически неискушенного Корнилова стало ловким ходом прожженного политика. Чтобы обеспечить режим своей личной власти, Керенскому было жизненно необходимо полностью ликвидировать даже гипотетическую возможность возникновения в армии претензий на власть. (В гражданской сфере ему уже удалось отстранить своих противников и сильно ограничить власть Петросовета.) Армия уже перенесла не одну чистку, но требовалась еще одна, и на этот раз было просто необходимо спровоцировать «мятеж», но такой, который бы не угрожал власти Временного правительства. В идеале – если мятеж будет существовать только в воображении подконтрольной правительству прессы. И на роль главного мятежника прекрасно подходил наивный и предсказуемый Корнилов. Подобных генералов было немного: А. А. Брусилов – слишком конформист, А. И. Деникин – слишком острожный, А. С. Лукомский – слишком нерешительный.
Корнилов, а также его ближайшее окружение – Завойко, Савинков и Филоненко –вели переговоры с Временным правительством и требовательно настаивали на решительных мерах. А Керенский соглашался и соглашался, укрепляя в окружении Корнилова убеждение, что министр-председатель сдает одну позицию за другой. Выдвижение III конного корпуса – позже он будет объявлен чуть ли не главной ударной силой «мятежа» – было не просто согласовано с Керенским, а вообще предпринято по его прямому настоянию: на случай, если большевики поднимут восстание в Петрограде.
Корнилов настаивал на создании сильной власти, Керенский ему подыгрывал, заставляя генерала и его советников уверовать в собственные силы. Савинков позже запишет: «26 августа программа ген. Корнилова была накануне осуществления. Разногласия между ген. Корниловым и Керенским как будто были устранены. Как будто открывалась надежда, что Россия выйдет из кризиса не только обновленной, но и сильной».
В развернувшейся в конце августа партии, получившей название «мятеж Корнилова», всегда вел Керенский. Именно он сделал вид, что поверил абсолютно непроверенным – да и не соответствующим действительности – словам полусумасшедшего В. Н. Львова о якобы существующем в Ставке заговоре. Затем своей телеграммой в нарушение всех правил отстранил Корнилова с поста Главнокомандующего, четко просчитав, что генерал откажется подчиниться. В конце концов Керенский обратился с призывом к народу и армии – выступить против Корнилова и остановить двигавшуюся на столицу «контрреволюцию» в лице III конного корпуса. (Ничего не понимающий командир корпуса генерал А. М. Крымов прибыл один в Петроград и после обстоятельного разговора с Керенским застрелился.)
Корнилов попался в расставленную ловушку. Срежиссированный Керенским «мятеж» закончился тем, чем и должен был: Корнилов и его сторонники-генералы были арестованы и отправлены в тюрьму в Быхов. Причем для мятежников, угрожавших самому существованию Свободной России, казалось бы, не может быть послаблений. А режим содержания оказался не просто мягким, а очень мягким: внутреннюю охрану взял на себя лично преданный Лавру Корнилову Текинский полк. При таких условиях покинуть место заключения арестованные могли в любой момент, но до Октябрьского переворота они законопослушно ожидали хоть какого-либо суда, который должен был – по их убеждению – их полностью оправдать. Какая политическая наивность! Никакого суда не только не было, но к нему даже серьезно и не готовились…
Керенский обыграл боевого генерала по всем пунктам. Как писал Д. С. Мережковский в августе 1917 г., арестованный Львов, «который привез Керенскому информацию из Ставки, потом рассказывал, что целую ночь, ожидая в дворцовых покоях конвоиров, слышал, как Керенский за стеной… пел арии из итальянских опер». Но и Корнилов извлек свой урок: больше рядом с собой он не терпел «политических советников», предпочитая исключительно военных.
Политическая катастрофа августа – сентября 1917 г. не сломила Лавра Корнилова. Генерал стал легендой и знаменем Белого движения. Добровольческую армию вывел в Ледяной поход уже другой Корнилов. Нет, это был тот же самый генерал – храбрый и харизматичный, но теперь уже чуждый политических иллюзий и веры в компромиссы с политиками; генерал, готовый отдать свою жизнь за Россию – и отдавший ее 13 апреля 1918 г. под Екатеринодаром. Именно таким запомнили генерала Лавра Корнилова его соратники по Белой борьбе, пронеся этот образ через поля сражений Гражданской войны и бережно сохранившие его вдали от Родины.