18 октября 2017 Осажденная Москва. Повседневная жизнь столицы осенью 1941 года.

19 октября 1941 г. постановлением Государственного Комитета Обороны (ГКО) в Москве было введено осадное положение. Отныне провокаторы и нарушители порядка карались военным трибуналом — вплоть до расстрела. Начались будни осажденного города.

Октябрь 1941 года. Начало московской осады

Еще в конце сентября 1941 г. линия фронта отстояла от Москвы на 300–350 км. Войска трех фронтов — Западного, Резервного и Брянского — имели 1,25 млн человек, 990 танков, 7600 орудий и минометов и 677 самолетов. Им противостояли войска группы армий «Центр»: около 1,8 млн человек, 1700 танков, 14 000 орудий и минометов, 1390 самолетов. Генеральное наступление вермахта началось 30 сентября. Гитлеровцы обошли главные силы Красной армии, прикрывавшие шоссе Смоленск — Вязьма — Москва. К 7 октября замкнулось кольцо окружения под Вязьмой. В котел попала целая группировка советских войск: 23 стрелковые и 3 танковые дивизии. Южнее, в полосе Брянского фронта, 3 октября гитлеровцы заняли Орел, 6 октября — Брянск. Германское командование считало, что путь на Москву открыт.

Сводки Совинформбюро очень скупо сообщали гражданам о положении дел на фронте, повторяя изо дня в день, что идут бои на вяземском и брянском направлениях. Однако 15 октября вышло постановление ГКО об эвакуации столицы СССР. Советское правительство, иностранные дипломатические миссии должны были выехать в Куйбышев (ныне Самара). Жители столицы поняли, что положение под Москвой очень тяжелое. По городу поползли слухи, что немцы со дня на день войдут в город.

Существует легенда, что 16 октября 1941 г. в Химки прорвался отряд немцев-мотоциклистов. Более того, рассказывают, что они доехали не то до станции метро «Сокол», не то до стадиона «Динамо». Другие говорят, что немцы были на севере Москвы позже, в начале декабря 1941 г. Очевидно, что 16 октября немцы быть в Химках не могли: в это время фронт проходил в районе Калинина (Твери). В начале декабря фронт был гораздо ближе к Химкам, однако достоверных источников о пребывании там гитлеровцев нет. Сводки германского оперативного командования и советского генерального штаба показывают, что к 3 декабря 1941 г. войска вермахта были в районе нынешнего аэропорта «Шереметьево», однако оттуда до Химок еще 10 километров. О визите гитлеровцев в Химки в своих книгах писал Пауль Карелл (настоящее имя — Пауль Карл Шмидт), однако относиться к его словам следует осторожно, поскольку во время войны он был профессиональным пропагандистом рейха.

К началу осады, 20 октября 1941 г., половина москвичей (2,2 млн человек) покинула столицу. Оставшиеся в городе копали окопы и траншеи, перегораживали улицы противотанковыми ежами и баррикадами, работали на предприятиях. Советское правительство — Совет народных комиссаров — работало в Куйбышеве, однако в Москве остался ГКО во главе с И. В. Сталиным, а также советские и партийные власти города во главе с секретарем Московского городского комитета ВКП(б) А. С. Щербаковым. Тот факт, что Сталин остался в Москве, вселял надежду в сердца людей: если вождь здесь, то не все так плохо и столицу не сдадут.

Бомбежки Москвы

Первый налет гитлеровской авиации на город состоялся 22 июля 1941 г. Июльские налеты стали разрушительными: было пробито перекрытие тоннеля между станциями метро «Смоленская» и «Арбатская», от осколков и обломков погибли 14 человек; бомба попала в эстакаду метромоста; был разрушен Театр им. Е. Б. Вахтангова, погиб бывший на дежурстве актер театра Василий Куза. Летом москвичи еще боялись бомбежек, к осени уже привыкли к ним. Так, когда 19 ноября 1941 г. в городе открылся фронтовой филиал Большого театра, во время спектакля несколько раз объявляли тревогу. Однако публика не желала расходиться и требовала продолжать спектакль.

Осенью 1941 г. жители столицы, не слишком боявшиеся дневных налетов, старались на ночь уходить в метро — лучшее убежище города. С вечера в вестибюли станций выстраивалась очередь желающих занять места получше. Впрочем, самые лучшие места — в вагонах — могли получить только матери с маленькими детьми, остальные размещались на платформах и в тоннелях. Метро было практически «городом в городе»: там работали библиотеки, кружки, читались политические доклады и лекции, устраивались торжественные мероприятия: например, заседание Моссовета 6 ноября 1941 г. на станции метро «Маяковская». На станции «Кировская» (ныне «Чистые пруды») был обустроен подземный бункер Ставки. В метро дежурили врачи, иногда требовалась помощь даже акушера — за два года налетов, с июля 1941 г. по март 1943 г., в московской подземке родилось 217 малышей!

Пик налетов на столицу выпал на ноябрь 1941 г. Бомбежки совершались почти каждый день — 45 тревог за месяц. Город изменился: окна, занавешенные (светомаскировка) и заклеенные крест-накрест, вставленная в рамы фанера. Бомбами был разрушен боковой фасад Большого театра, пробита крыша здания ЦК ВКП(б) на Старой площади, разбит купол здания Московского университета на Моховой, выбиты стекла из здания телеграфа. Следы бомбежек заметны и по сей день. На Моховой улице есть два дома: 10 стр. 1 и 10 стр. 2. На самом деле это один дом, часть которого в августе 1941 г. была разрушена фугасной бомбой.

Жителей разбомбленных домов размещали на первое время в зданиях школ, детских садов, яслей. Затем люди либо отправлялись жить к родственникам, либо ждали, пока райсовет подыщет им новое жилье. Его получали в результате уплотнения общежитий, а также квартир людей, бежавших из города; новые жильцы получали прописку и начинали платить квартплату по полученному месту жительства. Вместе с тем квартиры эвакуированных москвичей занимать никто не мог, расхитителей их имущества ждал военный трибунал.

Несмотря ни на что бомбежки не нанесли городу существенного урона. От них практически не пострадал Кремль: бомба, попавшая в Георгиевский зал Большого Кремлевского дворца, не взорвалась; да и остальные ущерба памятникам не нанесли. Немало бомб гитлеровцы сбросили на фальшь-объекты: деревянные заводы, аэродромы и нефтебазы. Конечно же, главную роль в защите неба столицы сыграли войска МПВО (местной противовоздушной обороны). Благодаря им, за июль 1941 — январь 1942 гг. к столице прорвалось только 229 из 7146 самолетов врага.

Быт осажденной столицы

17 июля 1941 г. в Москве приказом Наркомторга СССР были введены карточки на продукты и промтовары. Отныне хлеб, муку, крупу, макароны, сахар, мясо, рыбу продавали в магазинах только по карточкам. Существовало 4 группы снабжения: рабочие и инженерно-технические работники (ИТР), служащие, иждивенцы и дети до 12 лет.

Карточки на овощи выдали позже, в ноябре 1941 г.: 4 кг картошки в месяц — рабочим и служащим, 3 кг — детям и иждивенцам; летом же ее еще продавали свободно. Более того, летом 1941 г. работали коммерческие магазины, где все продукты продавались без карточек, но с большой наценкой. Так же — без карточек, но с 200-процентной наценкой можно было пообедать в ресторане, театральном или вокзальном буфете. В обычной заводской столовой обедали по карточкам.

На первый взгляд, все было не так уж плохо. И, в отличие от осажденного Ленинграда, где осенью 1941 г. нормы неуклонно снижались, в Москве они практически не менялись. Только 11 января 1942 г. СНК СССР убавил жителям столицы по 100 граммов хлеба, что горожане восприняли с пониманием (это фиксировали агенты групп по спецработе в Москве).

Однако продукты нужно было еще достать. С хлебом больших проблем не было, поскольку в ноябре 1941 г. оставшихся в городе москвичей прикрепили к булочным. Но за всем остальным стояли очереди. «У меня цифры, сделанные чернильным карандашом на ладонях, на запястьях, на тыловой стороне ладони: 31, 62, 341, 5004… Это места, которые я занимал в разных очередях. Посмотришь, и у всех такие же “знаки антихриста”» (из дневника Н. К. Вержбицкого от 22 октября 1941 г.). Кроме того, не все могли стоять сутками в очередях: опоздать на работу было страшнее, чем остаться без крупы или сахара. И люди, встав спозаранок и отстояв несколько часов, порой уходили из очереди на работу. «Один раз утром мне пришлось быть в очереди 30-й, думаю: получу обязательно до 9 часов, а в 9 часов мне на работу. Мясо, знаю, что есть, но, когда открылся магазин, нам заявили: мясо мороженое и сейчас его нельзя разрубить, будем продавать позднее. Ну что же, кому на работу, всем пришлось уйти», — делилась своей досадой рабочая в очереди к гастроному на Маросейке (из сводки группы по спецработе в Москве «Карл», январь 1942 г.). Осенью 1941 г. в очередях был неписаный закон: кто во время тревоги бежал в убежище, того обратно в очередь не пускали. В октябре — ноябре 1941 г., в пик гитлеровских налетов, этот закон стоил жизни десяткам людей. «На Тверской стояла очередь за сыром. Рядом упала фугаска. Очередь многих не досчиталась» (из дневника Н. К. Вержбицкого от 28 октября 1941 г.).

Тяжелее всего с продуктами в Москве было в феврале — марте 1942 г. Как сообщает в своем докладе секретарь МГК ВКП(б) А. С. Щербаков, в 1942 г. по мартовским карточкам продуктов не выдавали вовсе — дали всем только по 200 граммов селедки. Вот что писали об этом простые москвичи: «По-видимому, до апреля продукты выдавать по карточкам не будут. За весь месяц получили по карточкам 800 г соли и 400 г рыбы. Все!» (из дневника Н. К. Вержбицкого от 26 марта 1942 г.). В итоге продукты по мартовским карточкам дали только к Первому мая.

В этой ситуации у жителей столицы было два выхода: ехать за город и выкапывать из-под снега старые листы капусты либо идти на колхозный рынок. На рынке свободно можно было купить мясо, молоко, овощи — были бы деньги. Рыночные цены не просто кусались… «У колхозников мясо средней упитанности стоит 45–50 руб. (по карточкам 10–12 руб.). <…> …Морковь, капуста и свекла по 7 руб. кг» (из дневника Н. К. Вержбицкого от 9 ноября 1941 г.). «На рынке колхозник продавал мороженую индюшку за 320 руб. — средний месячный заработок рабочего» (из дневника Н. К. Вержбицкого от 27 ноября 1941 г.). «Ну и колхозники у нас, дерут немилосердно. Молоко 12–14 рублей кружка, мясо 90–100 рублей кило, картофель 10–12, походила, походила и ушла ни с чем», — сетовала в очереди за хлебом москвичка (из сводки группы по спецработе в Москве «Климент», декабрь 1941 г.). Горожане жаловались властям города на грабительские рыночные цены, но это не помогало: разгонять колхозные рынки власти не хотели, а регулировать там цены они не могли. Чтобы меньше зависеть от колхозников, поздней весной 1942 г., когда к началу мая снег наконец растаял, вся Москва взялась за лопаты и грабли: повсюду копали грядки и сажали овощи.

Большой ажиотаж осенью 1941 г. был связан с продажей спиртного: карточек на него не было; водку и вино «выбрасывали» от случая к случаю, около винно-водочных магазинов случались давки. «Препарат “авакрин” (семенная вытяжка) распродали за несколько дней. Он на спирту. Около магазина “Вина, коньяки, ликеры” — давка. Здесь продают разливное вино. Дрянь. В Черкизове в “Главспирте” продавали водку. Задавили насмерть двух стариков» (из дневника Н. К. Вержбицкого от 18 октября 1941 г.). Врач скорой помощи А. Г. Дрейцер отмечал у себя в дневнике, что осенью 1941 г. участились случаи отравления денатуратом. 11 декабря 1941 г. отдел торговли Мосгорисполкома запретил продавать в магазинах вино и водку. Доставать спиртное стало гораздо сложнее.

Транспорт

В 1941 г. Москва была довольно большим городом. В целом она умещалась в пределах Московской окружной железной дороги, однако некоторые районы города (Нагатино, Фили) выходили за ее границу.

В городе работали трамвай, автобус, троллейбус и метро. Когда началась война, автобусы забрали для перевозки военных и главным транспортом стал трамвай. В ту пору он ходил по Бульварному кольцу, ул. Герцена (Большой Никитской), ул. Чернышевского (Покровке), добирался до Филей, Новогиреева, Нагатина, поселка им. Войкова. Наряду с ним работал троллейбус — молодой (его запустили только в 1933 г.), но уже популярный вид транспорта, возивший пассажиров по Садовому кольцу, Ленинградскому проспекту, Воробьевым горам. И троллейбусы, и трамваи во время войны, помимо людей, перевозили грузы для заводов. Из-за экономии электричества осенью — зимой 1941–1942 гг. они ходили с большими интервалами.

Юное московское метро сыграло во время московской осады особую роль. Прежде всего это был самый безопасный городской транспорт. Поэтому метро продолжали строить в годы войны, чтобы рабочие заводов, например 1-ого Государственного автозавода им. Сталина (ЗИЛ), могли безопасно ездить на работу. К 1941 г. метро состояло из трех линий: от «Сокольников» до «Парка культуры» (нынешняя Сокольническая линия), от «Сокола» до «Площади Свердлова» (ныне «Театральная»; Замоскворецкая линия), от «Киевской» до «Курской» (нынешние Филевская и Арбатско-Покровская линии).

В ноябре 1941 г., когда Москву бомбили очень сильно, метрополитен работал до 17 часов. Вечером в него спускались горожане. Вне зависимости от того, объявили тревогу или нет, люди могли находиться в метро до 5 утра. Когда налетов стало меньше, метро продлило часы работы: в мае 1942 г. поезда ходили уже до 22 часов. Правда, поездов было мало (бо́льшую часть вагонов в октябре 1941 г. отправили в Узбекистан), и потому ходили они раз в 10–15 минут.

Интересно, что во время войны в Москве возродился гужевой транспорт: конной тягой пользовались военные и коммунальщики, на улицы города даже стали выходить извозчики. Они исчезнут из столицы только к 1950-м гг.

Осада Москвы продолжалась сравнительно недолго. 5-6 декабря 1941 г. советские войска перешли в контрнаступление. Гитлеровский план окружения и взятия Москвы был сорван. Сообщение об этом вызвало настоящее ликование в столице: люди целовали газеты с долгожданной радостной сводкой (это фиксировали группы по спецработе в Москве). Уже в конце января 1942 г. советские войска освободили всю Московскую область - враг был отброшен от столицы на 150-300 км. К тому времени с улиц города убрали баррикады и ежи. Правда, в конце зимы 1942 г. настроение горожан было тревожным: контрнаступление практически остановилось, и москвичи стали опасаться летнего наступления гитлеровцев на Москву. Однако ключевые события 1942 г. развернулись на юге страны...