Начало публикации дневников Ольги Берггольц, десятки лет хранившихся в Российском государственном архиве литературы и искусства, начинается с записей, которые она сделала, будучи еще девочкой-подростком. Фактически – это глубоко интимный рассказ о взрослении девушки. Вот тринадцатилетняя Оля, сразу после школьного митинга «по случаю смерти Ильича», размышляет о Боге, отвергает христианство и мечтает стать идейной коммунисткой. Вот ей четырнадцать, и она пишет, что «слилась, сроднилась с Соввластью, со всеми её организациями», признается в нежной любви к Коммунистической партии и жаждет вступить в комсомол, раздражается на мать, которая не одобряет этого стремления, как и намерения дочери стать «женщиной-авиатором».
Правовед и общественный деятель, прокурор Петербургской судебной палаты Сергей Владиславович Завадский наблюдал пришествие революции 1917 г. как гражданин империи, как опытный юрист. Мемуары Завадского (который к тому же был сыном сенатора и выдающегося юриста) дают представление о том, как происходило принятие решений, поднесение на подпись государю правоустанавливающих документов, обсуждение вопроса о престолонаследии. Характеристики министра внутренних дел И. Л. Горемыкина, обер-прокурора Святейшего синода К. П. Победоносцева и других высших чиновников Российской империи даны на фоне драматических событий.
Аполлон Васильевич Еропкин был депутатом Государственной думы I и III созыва от партии октябристов, каковую он считал партией здравого смысла, «знающей Россию и русских». Будучи секретарём думской Бюджетной комиссии, он в своих записках оставил любопытные подробности соответствующих парламентских прений, из которых можно сделать вывод, как часто ему доводилось наблюдать некомпетентность российского правительства (как, впрочем, и многих его коллег по Государственной думе, которая рассматривала бюджет, но не озабочивалась контролем над расходованием бюджетных средств). Горячий поклонник Столыпина и Витте, Еропкин возлагал надежды на укоренение в России института мелкой земельной собственности и не обольщался насчёт перспектив России в войне с Германией. После революции он в 1918 г. посетил Украину и Крым с поручением от Земского страхового союза, а затем уехал из России, оставив описание хаотичной эвакуации и неприкаянности русских эмигрантов.
Новая книга известного специалиста по русской истории начала XX в. Федора Гайды посвящена отношениям власти и общественности в период кризиса Третьеиюньской системы (1907), начавшегося на рубеже 1910–1911 гг. и завершившегося Февральской революцией. Автор считает, что политический курс П. А. Столыпина был единственной стратегией, соответствующей реалиям Российской империи, – ни правые, ни либеральные оппозиционеры не имели чётко сформулированной альтернативы. Точнее, такой альтернативой могла стать только «масштабная социально-политическая дестабилизация». Но слабой стороной Третьеиюньской системы было то, что она нуждалась в «постоянной ручной настройке», которая требовала исключительного политического таланта и такта. После смерти П. А. Столыпина новый лидер, способный сплотить правительство и конструктивно взаимодействовать с оппозицией, так и не появился. К весне 1913 г. «раздробленное правительство и раздробленная Дума были готовы в отношении друг друга лишь к деструктивному поведению». Возможность проведения реформ с опорой на парламентское большинство оказалась исчерпанной. А с 1915 г. власть окончательно утратила стратегическую инициативу. Бессилие правительства и безответственный радикализм оппозиции в совокупности привели империю к краху. Книга основана на исторических источниках, значительная часть которых – архивные материалы, что даёт возможность читателю самому разобраться в перипетиях трагически оборвавшегося диалога власти и общества.