09 мартa 2017 Большой террор

Автор: Олег Хлевнюк, доктор исторических наук


Сталин, Ежов и массовые операции НКВД

В 1936–1937 гг. советский лидер И.В. Сталин (Джугашвили) окончательно утвердился в мысли, что партию и страну в целом необходимо подвергнуть массовой и жестокой чистке. Причем на этот раз речь шла даже не об изоляции «врагов» в лагерях, но об их окончательном физическом уничтожении.

Миф о заговоре номенклатуры

Прежде чем говорить о реальных мотивах репрессивной кампании 1937-1938 гг., необходимо отбросить те причины, которые не существовали в реальности, а были придуманы много десятилетий спустя. Еще в 1980-е гг. левые западные историки-ревизионисты выдвинули эпатажные теории природы сталинского террора. Они утверждали (на самом деле предполагали, потому что не располагали реальными фактами), что причиной террора была не сила, а слабость сталинской диктатуры, ее неспособность контролировать хаотичные и своекорыстные действия региональных руководителей. По их мнению, это была война всех против всех, в которой трудно выявить логику и движущие пружины. Соответственно, Сталин был лишь в некоторой степени причастен к организации массовых репрессий. Эти априорные и путаные построения подвергались убедительной критике уже в момент их появления. Когда же в начале 1990-х гг. открылись архивы, умозрительные дискуссии о движущих силах террора вообще потеряли смысл. Документы однозначно свидетельствовали: репрессии были не чем иным, как централизованными операциями, а их инициатором однозначно выступал Сталин.

Однако вскоре устаревшие конструкции западных ревизионистов перекочевали в современную Россию. Некоторые историки, игнорируя реальные факты, выводили Сталина из-под удара, объявляя его невольной жертвой заговора «номенклатуры» и произвола региональных чиновников. Нам предлагали поверить, что этот «иной Сталин» был демократом, стремился дать стране передовую конституцию и честные тайные выборы на альтернативной основе и что тогда встревоженные руководители регионов («олигархи» 1930-х гг.) организовали настоящий заговор. Боясь проиграть выборы (видимо, не научились еще подсчитывать голоса как положено), они якобы заставили Сталина отказаться от его планов альтернативного голосования и, более того, принудили отдать приказ о проведении массовых репрессий. В общем, в очередной раз во всем были виноваты своекорыстные и жадные до власти «бояре», окружавшие плотной стеной доброго и справедливого «царя».

На самом деле вымыслы об «ином Сталине» не подкреплены ни одним реальным фактом, не говоря уже о том, что в них отсутствуют элементарная логика. Достаточно задать простой вопрос: почему же Сталин не прекратил террор после того, как все региональные секретари были стремительно уничтожены? Кто на этот раз заставлял его проливать кровь? К июлю 1937 г., когда состоялось решение о проведении массовых репрессивных операций, из 58 первых секретарей ЦК компартий союзных республик, крайкомов и обкомов были сняты с должности (как правило, арестованы, а затем расстреляны) 24. В июле – еще 11, а до конца года – практически все. Аресты секретарей вызывали цепную реакцию чисток в их окружении. Функционеры партийного и государственного аппарата, которые, согласно этой теории, были организаторами террора, на самом деле стали его первыми жертвами. Деморализованные страхом, они старались всячески выслужиться перед вождем, сохранить свою жизнь, демонстрируя абсолютное послушание и преданность. Сталин же не только методично уничтожал номенклатурных работников, но постоянно продлевал сроки проведения массовых операций против рядовых граждан. 1938 г., когда никого из старых региональных руководителей, как и значительной части других чиновников, уже не было в живых, оказался не менее кровавым, чем 1937-й.

Справа налево: В. М. Молотов, Л. М. Каганович, И. В. Сталин, А. И. Микоян, М. И. Калинин, М. Ф. Шкирятов, Н. И. Ежов. Москва, Кремль. 1937 г. Фото из фондов РГАСПИ

Причины

Уже многие десятилетия идут споры о причинах «Большого террора», точнее, о мотивах Сталина, отдававшего приказы о массовых репрессиях. Очевидно, что точно определить его расчеты невозможно. Однако, опираясь на многочисленные факты, их можно вычислить с большой долей вероятности.

В реальности на планы Сталина могло влиять ухудшение ситуации в СССР в связи с очередной вспышкой голода. Подорванное коллективизацией советское сельское хозяйство с трудом обеспечивало страну продовольствием и в более урожайные годы. 1936 г. выдался неурожайным. Многочисленные сообщения из разных регионов, в том числе адресованные Сталину, свидетельствовали о распространении голода и голодных смертей осенью 1936 г. – весной 1937 г. Резко обострилась обстановка в городах, куда голодные крестьяне, несмотря на многочисленные препятствия, ринулись в поисках хлеба. В марте 1937 г. прокурор СССР А.Я. Вышинский сообщал Сталину о похищении крестьянами в Куйбышевской области трупов павших животных, в апреле – о случаях людоедства и убийства детей в Челябинской области. В голодные годы социальная напряженность всегда усиливалась. Органы НКВД регулярно докладывали Сталину о распространении антиправительственных высказываний, об отказах от работы в колхозах, о массовом бегстве в города, о забое скота в связи с бескормицей. Чекисты по традиции особо отмечали активизацию бывших «кулаков» и церковнослужителей.

В сообщениях НКВД, поступавших Сталину в 1936–1937 гг., постоянно присутствовали и сигналы о пораженческих настроениях в связи со слухами о скорой войне. «У нас в селе народ только и говорит, что о войне. Крестьянство все настроено против советской власти. Пусть будет война, и мы скорее свергнем эту власть. Может быть, нам будет и хуже, но лишь бы не было власти большевиков. Они нас разграбили, пусть запомнят, что пощады им никакой не будет», – этот пример из доклада руководителей управления НКВД по Северо-Кавказскому краю типичен и для других спецсообщений.

Информация о пораженческих настроениях и других «антисоветских проявлениях», в том числе – о настоящих антиправительственных демаршах, поступала Сталину постоянно, все годы его нахождения у власти. Однако в 1936–1937 гг. изменился международный контекст. Реальная, а не вымышленная угроза большой войны была очевидным фактом. Именно эта угроза, судя по всему, имела для Сталина принципиальное значение.

Барак малолеток. Лагерь в Молотове (Пермь), 1946 г.

К 1936 г., помимо агрессии Японии на дальневосточных рубежах, все более тревожными становились события в Европе: приход к власти Гитлера; курс Польши на равноудаленность от СССР и Германии, воспринимаемый Сталиным как политика сближения Польши с Гитлером за счет СССР; «умиротворение» нацистов западными державами; демилитаризация Рейнской зоны весной 1936 г. 25 октября 1936 г. было заключено соглашение между Италией и Германией. 25 ноября последовало подписание «Антикоминтерновского пакта» между Германией и Японией.

Значительное влияние на политику сталинского руководства оказала война в Испании. Прежде всего, она убедила Сталина (и без того с недоверием относившегося к западным демократиям) в неспособности Великобритании и Франции эффективно противостоять Германии. Политика «невмешательства» полностью дискредитировала себя в глазах советского руководства, и оно приняло решение активно действовать на испанском фронте. Кроме того, ситуация в самой Испании, острые противоречия между различными политическими силами, в том числе между коммунистами и сторонниками Троцкого, была для Сталина лучшим подтверждением необходимости чистки тыла как средства укрепления обороноспособности.

Эскалация войны в Испании и репрессий в СССР шла параллельно. Первое время после того, как 18 июля 1936 г. начались столкновения в Испании, сталинское руководство вело себя достаточно осторожно. Однако в связи с катастрофическими поражениями республиканской армии было принято решение об активном вмешательстве в испанские события. 29 сентября 1936 г. Политбюро окончательно утвердило план соответствующих мероприятий. Между прочим, это решение совпало с назначением наркомом внутренних дел Ежова.

Благодаря архивам мы можем с уверенностью утверждать, что Сталин лично много занимался испанскими делами. Он был уверен: одной из главных причин поражений республиканцев стало предательство в их стане. В последующие месяцы сталинские страхи и подозрения воплотились в реальные массовые репрессии.

Охранники Соловецкого лагеря особого назначения. 1932 г.

Начало Большого террора

Импульс новой волне арестов по политическим обвинениям придал первый московский открытый процесс над бывшими партийными оппозиционерами в августе 1936 г. Подсудимые Л.Б. Каменев (Розенфельд), Г.Е. Зиновьев (Радомысльский) и другие известные деятели ВКП(б) после долгих пыток были объявлены «террористами» и «шпионами» и расстреляны. Вскоре после этого суда Сталин назначил Н.И. Ежова наркомом внутренних дел. Под руководством Сталина Ежов начал подготовку новых процессов и усилил чистку аппарата. В январе 1937 г. был проведен второй открытый московский процесс, на этот раз над бывшими оппозиционерами, занимавшими руководящие должности в хозяйственных ведомствах. Их также обвинили во «вредительстве» и «шпионаже». Соратники Сталина, скомпрометированные связями с вымышленными «врагами», подчинились силе. Один лишь Орджоникидзе продолжал защищать своих сотрудников от арестов. Между Сталиным и Г.К. Орджоникидзе возник конфликт, завершившийся самоубийством Орджоникидзе. Этот акт отчаяния лишний раз показывал, что члены Политбюро не могли ничего противопоставить Сталину, опиравшемуся на силу карательных органов.

В таком состоянии уже поредевшая после первых арестов советская номенклатура пришла к очередному пленуму ЦК партии в конце февраля – начале марта 1937 г. На пленуме Сталин дал указания о продолжении репрессий. По докладу Ежова пленум санкционировал открытие «дела» против бывших лидеров «правого уклона» Н.И. Бухарина и А.И. Рыкова. Третий из «правых», М.П. Томский (Ефремов), покончил жизнь самоубийством в августе 1936 г. Бухарина и Рыкова арестовали, а в марте 1938 г. на третьем большом московском процессе приговорили к расстрелу. Как обычно, расправы в Москве отозвались многочисленными арестами по всей стране.

Репрессии, охватившие без исключения все звенья партийно-государственного аппарата, с особой силой обрушились на силовые структуры – НКВД и армию, которых подозрительный Сталин мог опасаться больше всего. Став наркомом внутренних дел, Ежов уничтожил и своего предшественника Г.Г. Ягоду (Иегуду), и многих его сотрудников. В июне 1937 г. после пыток к расстрелу была приговорена большая группа высокопоставленных военных во главе с заместителем наркома обороны М. Н. Тухачевским. Их обвинили в создании мифической «антисоветской троцкистской военной организации». Это была лишь вершина огромного айсберга. Аресты охватили всю армию. По поводу «дела военных» долгие годы высказывались различные предположения. Последние исследования на основе архивов спецслужб показали, что обвинения против военных, так же как и другие аналогичные акции, были сфабрикованы в НКВД под прямым надзором и руководством Сталина. Они не имели под собой никаких реальных оснований.

Священнослужители Русской православной церкви, узники Соловецкого лагеря. Сидят (слева направо): отец Алексий Шишкин, архиепископ Митрофан (Гринев). Стоят (слева направо): отец Симеон Краснов, отец Илия Пироженко. Соловецкий лагерь, 1926 г.

Массовый террор

До определенного момента репрессии наверху лишь в некоторой степени затрагивали рядовых граждан. Однако во второй половине 1937 г. террор обрушился на широкие массы советского населения, что, собственно, и сделало его «большим». После открытия архивов мы узнали, что суть Большого террора 1937–1938 гг. составляли несколько массовых карательных операций. Решения об их организации принимало Политбюро под руководством Сталина. Самая значительная из таких операций (ее называли операцией против «антисоветских элементов») проводилась на основе приказа НКВД № 00447, утвержденного Политбюро 30 июля 1937 г. План операции, назначенной на август – декабрь 1937 г., был следующим. Для каждой области и республики устанавливались количественные задания на расстрелы и заключение в лагеря. Уничтожение людей планировалось так же, как производство зерна или металла. Всего на первом этапе предполагалось направить в лагеря около 200 тыс. человек и расстрелять более 75 тыс. Однако важно подчеркнуть, что в приказе № 00447 был заложен механизм эскалации террора. Предусматривалось, что местные руководители имели право запрашивать у Москвы дополнительные лимиты на аресты и расстрелы. Всем было ясно, что такое право является на самом деле обязанностью. На практике так и произошло. Быстро выполнив первоначальные задания, исполнители на местах посылали в Москву новые «повышенные обязательства» и почти всегда получали их одобрение. При поощрении центра первоначальные планы уничтожения «врагов» были перевыполнены в несколько раз.

Строительство шлюзов и плотин. Беломорканал, 1930-е гг.

Первой целью операции против «антисоветских элементов» в приказе были названы крестьяне – т.н. бывшие «кулаки». Они, как утверждалось в документе, после возвращения из ссылки и лагерей продолжали «антисоветскую подрывную деятельность». Помимо «кулаков», арестам и расстрелам подлежали многие другие группы населения, перечисленные в приказе. Среди них – бывшие члены противостоявших большевикам партий, бывшие белогвардейцы, уцелевшие царские чиновники, уже отбывшие свой срок и вышедшие на свободу политзаключенные, а также узники, которые еще оставались в лагерях.

Сам по себе перечень целей массовой операции против «антисоветских элементов» демонстрирует намерения Сталина. Он стремился уничтожить физически или заключить в лагеря тех советских граждан, которых считал реальными или потенциальными «врагами». Еще более очевидно эта цель проявилась в так называемых «национальных операциях», проводившихся параллельно с операцией против «антисоветских элементов». «Национальные операции» также планировались в Москве и регулировались специальными приказами НКВД, утвержденными Политбюро. «Национальные операции» обрушились на советских поляков, немцев, румын, латышей, эстонцев, финнов, греков, афганцев, иранцев, китайцев, болгар, македонцев. Особая операция проводилась против бывших работников Китайско-Восточной железной дороги, вернувшихся в СССР после продажи дороги Японии в 1935 г. Сталинское руководство рассматривало все эти категории населения как питательную среду для шпионажа и коллаборационизма.

Солдаты охраны. 1930–1932 гг.

После получения из центра общих планов и конкретных показателей по арестам и расстрелам в областных и краевых управлениях созывались совещания начальников нижестоящих городских и районных отделов НКВД. Исходя из плана по области, каждый район получал свои контрольные цифры. Первоначально для составления списков «врагов» использовали картотеки учета «антисоветского элемента», которые в течение многих лет велись в каждом подразделении НКВД. К ним добавляли другие компрометирующие материалы. 

После ареста проводилось следствие, главной целью которого считалось выявление «контрреволюционных связей» арестованного и «контрреволюционных организаций». Нужные следствию «показания» добывались разными методами, но чаще всего при помощи пыток. Применение пыток было в это время официально санкционировано высшим руководством страны, хотя в меньших масштабах они применялись и ранее. Пытки были невероятно жестокими и нередко приводили к смерти. Полученные «показания» приводили к новым арестам. Арестованные «второй волны» под пытками называли новые имена и т. д. Карательные операции, организованные таким образом, могли продолжаться до бесконечности и захватить в перспективе большинство населения страны. Это не произошло только потому, что Сталин вполне контролировал ситуацию и был способен как разогнать волну репрессий, так и прекратить их вообще – он прочно держал в своих руках органы госбезопасности и партийный аппарат. Все приговоры к заключению в лагеря и расстрелам утверждались в Москве.

Первоначально предполагалось, что массовые операции будут проводиться лишь во второй половине 1937 г. Однако постепенно их сроки продлили до ноября 1938 г. Существуют многочисленные документы, которые показывают, что именно Сталин был инициатором всех ключевых решений по чисткам и массовым операциям. Сталин не только отдавал приказы об арестах и расстрелах сотен тысяч людей, но тщательно контролировал этот процесс – рассылал телеграммы о необходимости проведения новых арестов, угрожал наказаниями за «отсутствие бдительности», подписывал списки номенклатурных работников, подлежащих расстрелу и заключению в лагеря, а в ряде случаев лично определял им меру репрессии и т. д.

Н. И. Ежов (слева) с супругой Е. С. Хаютиной и приемной дочерью Наташей, Г. К. Орджоникидзе (в центре). 1935 г. Фото из фондов РГАСПИ

Материалы из фонда И.В. Сталина, а также из фонда Политбюро, показывают, что руководство массовыми операциями по ликвидации «врагов» в 1937–1938 гг. занимало значительную часть времени диктатора. За 20 месяцев (в январе 1937 – августе 1938 г.) Сталин получил от Ежова около 15 тыс. так называемых спецсообщений с докладами об арестах и карательных операциях, с запросами о санкционировании новых акций, с протоколами допросов. Таким образом, от Ежова в день приходило около 25 документов, во многих случаях достаточно обширных. Кроме того, как следует из журнала записей посетителей кабинета Сталина, в 1937–1938 гг. Ежов побывал у вождя почти 290 раз и провел у него в общей сложности более 850 часов. Это был своеобразный рекорд: чаще Ежова в сталинском кабинете появлялся только Молотов.

Ежов был способным и инициативным учеником Сталина. Он организовывал судебные процессы над бывшими оппозиционерами, а также повседневно руководил массовыми операциями. Он лично участвовал в допросах и отдавал приказы о применении пыток. Желая угодить Сталину, который постоянно требовал активизации борьбы с «врагами» и указывал очередные цели террора, Ежов ориентировал своих подчиненных на перевыполнение планов массовых арестов и расстрелов, установленных Политбюро, изобретал новые «заговоры». Поощрением за старание была интенсивная кампания восхвалений, организованная вокруг НКВД и лично Ежова в 1937–1938 гг. Ежов получил все возможные награды и звания, занимал сразу несколько ключевых партийно-государственных постов. Его именем назывались города, предприятия, колхозы.

Результат взаимодействия Сталина и чекистов не заставил себя ждать. По имеющимся данным, в 1937–1938 гг. были арестованы около 1,6 млн человек, из них около 700 тыс. расстреляно и неизвестное нам количество людей убито во время следствия в застенках НКВД. Хотя эти цифры нуждаются в дальнейшем уточнении, в целом они отражают масштабы «Большого террора». 

Лист из блокнота Н. И. Ежова с информацией об организации содержания заключенных и об их количестве на 1 февраля 1938 г. Фото из фондов РГАСПИ

Завершение репрессивной кампании

Очевидно, что столь массовые операции не могли продолжаться долго. Со временем все более отчетливо проявлялись разрушительные последствия репрессий. Аресты хозяйственных руководителей породили хаос в экономике. Падала трудовая дисциплина. Инженеры избегали инициативы, которая в любой момент могла быть объявлена «вредительством». В общем, террор сыграл свою роль в заметном снижении темпов роста экономики. Сокращение численности квалифицированных командных кадров, падение дисциплины и ответственности наблюдалось также в Красной армии. Она пострадала от репрессий настолько, что советскому руководству пришлось в массовом порядке восстанавливать в должностях ранее арестованных или уволенных командиров – тех, кого не успели расстрелять.

Террор 1937–1938 гг. был причиной роста социальной напряженности и массового недовольства. За два года миллионы людей были расстреляны, заключены в лагеря, депортированы, уволены с работы, выселены из своих квартир или даже из городов за связи с «врагами народа». Было бы наивно предполагать, что такие потрясения и обиды могут пройти бесследно. Задавленное массовым страхом, недовольство все же прорывалось наружу. В 1937–1938 гг. его главным выражением были миллионы жалоб, переполнявших все государственные и партийные инстанции. В Прокуратуру СССР в январе 1937 г. поступило 13 тыс. жалоб, а в феврале-марте 1938 г. их быол уже 120 тыс.

Что сам Сталин думал обо всем этом? Документальные источники ответа не дают. Насколько известно, публично или в узком кругу соратников – никогда и нигде Сталин не ставил под сомнение необходимость и оправданность репрессий 1937–1938 гг. Вряд ли Сталин испытывал сожаление или сочувствие к жертвам террора. Однако оставался политический прагматизм. Продолжение массовых операций грозило нарастанием негативных последствий и хаоса. Осенью 1938 г. Сталин решил поставить точку. Массовые операции были завершены так же централизованно, как и начинались, по приказу Сталина.

И. В. Сталин, А. А. Андреев, К. Е. Ворошилов, Г. М. Димитров, В. М. Молотов на трибуне Мавзолея во время первомайской демонстрации. 1 мая 1937 г. Фото из фондов РГАСПИ

Новый поворот от террора к «нормализации» Сталин осуществлял постепенно и расчетливо. В августе 1938 г. первым заместителем Ежова был назначен секретарь ЦК КП Грузии Л. П. Берия. 8 октября Политбюро сформировало комиссию, которой поручалось подготовить проект постановления о работе НКВД. Начались аресты сотрудников Ежова. Подручные Берии выбивали из них «показания» против Ежова – так же в свое время подручные Ежова действовали в отношении Ягоды. 17 ноября Политбюро приняло постановление, в котором отмечались успехи в уничтожении «врагов народа и шпионско-диверсионной агентуры иностранных разведок», но также осуждались «недостатки и извращения» в работе НКВД. Это был насквозь лицемерный и лживый документ. Ежова и НКВД фактически обвиняли в том, что они выполняли указания Сталина.

Вскоре верный, но сделавший свое дело и уже ненужный Ежов был арестован. Как руководителя мифической «контрреволюционной организации» в НКВД его расстреляли. Проделано это было без обычных шумных кампаний. Аккуратность, с какой убирали Ежова, лишний раз свидетельствовала о том, что Сталин опасался вызвать слишком широкий общественный интерес к деятельности НКВД. Ежов стал очередным «козлом отпущения». Выполнив волю Сталина, он поплатился жизнью за то, чтобы сам вождь оставался вне подозрений, а массовые репрессии воспринимались народом как «ежовщина».

Проведенный под строгим контролем Сталина выход из «большого террора» затронул в основном ежовскую верхушку НКВД. Лишь немногие жертвы массовых операций, в основном те, кто попал в застенки НКВД во второй половине 1938 г., были освобождены. Основные механизмы террора не пострадали, лишь подверглись некоторой переналадке.